Хроники постчеловечества

Квач попытался передать кабель парню, но тот выскользнул, изоляция обожгла руку, парус громко хлопнул, скорость немного упала. Квач снова поймал конец, поддернул и передал Малому. Тот перехватил веревки.

— Держи так, Малой! А я немного передохну, если ты не против.

— Ага!

Парень неплохо управлялся. И он не видел приближающуюся сверкающую смерть. Такое бывало и раньше с некоторыми Охотниками и таких людей ценили…до определенного момента. Гораздо позже выяснилось, что видят по-другому те, кто станет оборотнем. А Малой не станет. Малой дойдет до Солнца человеком.

Существо уже было совсем рядом. Квач вскинул обрез и выстрелил, но не причинил преследователю вреда. Разве только притормозил зверюгу.

— Ты чего палишь?

— Развлекаюсь. Отгоняю тех, кто вдруг напасть захочет.

— А-а-а…

Если бы можно было отогнать так…. Граната, скорее всего, отпугнула бы, но последнюю Квач потратил еще на Территории. Оставалось последнее средство. Вот только надо наверняка.

— Малой!

— А!

— Рули. Моя дорога заканчивается тут.

— Ты чего, Квач? Ты… Почему твоя дорога заканчивается? Ты уйти хочешь? Давай я остановлюсь и мы пойдем вместе.

— Не вздумай тормозить, малыш! Так надо, поверь!

Квач выстрелил. Пуля притормозило бег существа, но ненадолго. Серебро ничуть не вредило оборотню.

— Хорошо, но…

— Помолчи, Малой. Нет времени у нас. Лучше слушай. Где-то в конце дороги ты обязательно увидишь Солнце. Верь в это и никогда не оставляй себе последний патрон и всегда лови ветер на своей дороге.

— Квач!! — парнишка почуял неладное.

— Вперед, малыш, вперед! Держись и верь! Там! Там оно, твое Солнце!

Не отрывая взгляда от зверя, Квач уложил снаряжение на платформу. Даже котелок свой примостил так, чтобы тот не упал. Затем бережно достал из за пазухи сердце Конопушки. Он никогда не мог до конца осознать, что это теперь просто генератор, батарейка.

Перемкнув проволоку человек начал ждать. Пошел разогрев. Зажегся желтый огонек. Тогда Квач выдернул проволоку. Индикатор тревожно замигал.

Сжав сердце в руке, Квач сгруппировался. Когда показался ровный участок обочины он прыгнул вбок и немного назад — на обочину. Оборотень заметил человека и тут же рванул за более легкой добычей, за верной добычей. Зверюга раскрыла страшным цветком пасть с четырьмя зубастыми лепестками. Полированный металл отражал сумеречную Степь, она словно жила на подвижной металлической шкуре.

Квач вскочил на ноги и оглянулся на уносившийся горизонту парусник. А затем ухмыльнулся и сделал шаг к зверю. В холод, в серую муть, туда, к Территории. К дому.

Оборотень был совсем рядом. Квач разглядывал на оборотня спокойно, будто незнакомого, но безопасного человека. Под шкурой двигались тысячи частей, выращенных вирусом из плоти и крови. Мощное сердце, не чувствующее ничего. Совершенное существо для несовершенного мира.

Через невероятно долгое мгновение зубы оказались в метре от лица Квача. Из пасти шел запах смазки и разогретой изоляции. Степь застыла, ветер замер. В течение этого бесконечного мгновения Квач фактически втолкнул сердце в глотку существа. От неожиданности оборотень захлопнул пасть и сглотнул. Клацнули зубы. Зверюга выглядела озадаченной. Она больше не помышляла о нападении и даже попыталась отскочить, но Квач обхватил морду оборотня и прижал ее к себе. Зверюга дернулась, взвыли сервоприводы. Пасть открывалась и закрывалась, раздирая сталью плоть.

Пришла волна боли. Мощная, всепоглощающая, она смогла, наконец, затмить ту, что долгие годы терзала душу. Квача мутило. Кровь ручьями стекала по обрывкам плаща. Ладно хоть холодный ветер, верный попутчик, помогал не потерять сознание. И осталось-то недолго. Почти нежно он зашептал:

— Потерпи, красавчик, потерпи. Мы с тобой потанцуем еще совсем чуть-чуть…

Если зверь вырвется, то не больше не прижаться к пламени сердца Конопушки. К ее Искорке. И нет ничего страшнее, чем пройти через Темную Степь порознь.

Все вокруг осветила мощная вспышка, Земля дрогнула, едва не сбросив парусник с дороги. Над Степью прокатился гром. Малой сглотнул слезы и с трудом выровнял суденышко. До Солнца путь неблизкий…

2. Семья

Много тепла отводилось на броню. Суставы почти не гнулись. Резкий скрежет от каждого движения чудовищно бил по синапсам. Но надо двигаться! Мучительно — жар во время движения и холод, едва остановишься, но так скапливалась необходимая влага.

Воздухозаборник открылся только один. Очень хочется есть. Нет, не очень, не та степень желания. На грани аварии — точнее. Есть хотелось вплоть до отключения систем, вот как это звучит. А с таким уровнем голода охота уже невозможна.

Как давно! Даже хелицеры основательно прихватило ржавчиной. Один глаз еще сохранял подвижность и им можно было разглядеть разрушения тела. Или то, что осталось. Можно разглядеть, как вездесущие мыши кромсают пластик.

Шаг, еще. Надо уползти дальше. Громкие удары. Еще шаг…

Она почувствовала, как привод задней лапы закрутился, потеряв сцепление с шестернями и стих. Теперь остались две передние.