Хроники Престижного района

— Жена изменила ему, и он ушёл из дома, жил у друга, тот на год уехал за границу. Это я потом узнала. Я во втором ряду сидела. И он сказал после лекции: «Лаврова, останьтесь». Я и осталась. А он сказал: «Катя, я вас люблю». А я сказала: «Какое счастье»…

Я же ещё курьером на фирме работала, до конца работы по адресам, на почту можно было вечером. А в промежутке — к нему. И он сразу начинал меня кормить, я всегда была голодная. Целый день в городе. На каникулах говорила маме, что иду в библиотеку, и почти на весь день к нему…

Он всё просил остаться на ночь, но я не могла. Всего одна была ночь, он в этот день подал на развод, и мама уехала в санаторий.

А утром идём к его машине. И вдруг он остановился и смотрит: женщина отпускает девочку лет пяти, и она бежит к нему — папа! И он её на руки, и женщина подошла. Только раз на меня оглянулся. А потом прислал смс: «больше ничего не могу»…

— Когда это было?

— Перед самым дипломом.

— Ты его ещё любишь? Сейчас — любишь?

Она промолчала. Не могла же сказать, произнести: — Какой Дима! Я тебя люблю… Тогда всему конец, как с Надей.

А он подумал — значит, любит. Не стёр я у неё этого преда.

— Как его звали?

— Дима… Дмитрий Васильевич.

— Скажи, только честно, себе скажи, ты хоть раз кричала ему — да, Дима, да?

— Не кричала…

— Вот видишь, девственность твою он у меня украл, а женщиной так и не сделал. Это я сделал тебя женщиной! Значит, я у тебя и есть первый и единственный. Забудь его, слышишь? Совсем, навсегда. Скажи — да, Олег! Ну, скажи — да, да, да!

— Да, Олег, да!

— Пойдём домой, зелёненький, здесь грязно на земле…

Он твёрдо решил, что оставит её себе. Надолго? Пока не надоест? Но у Луизы выкупит, на общий стол не отдаст. Отпустит? Нетушки, как говорил Сом. Пусть будет рядом. И не только ночью, сутками! Поставит ещё один стол в приёмной, с зелёной лампочкой. Загорелась — заходит, на каблучках, но юбка миди, а то всех поувольняю.

Каким он был весёлым и радостным, когда это решил! Но до последнего дня мучился — вдруг не отдаст Луиза, даже за любые деньги?

Перебирал аргументы, не смотрел на неё. Она следила за ним глазами. Неужели всё, напился?

Но он придумывал для Луизы самый веский, как ему казалось, неотразимый аргумент, и снова таскал её на руках.

— Ты поправилась, лягушонок! Мне придётся сменить гантели для тренировки. Ничего, своя ноша не тянет!

Время бежало. Он всё чаще думал — как там, в Москве?

Арсен не звонил, решил позвонить сам. И пора было ехать домой. Не в Москву, какой-то внутренний голос подсказывал, что в Москве ему делать нечего.

Он вернётся в Питер. Лягушонка отвезёт домой, а сам поедет к Луизе. Он уже твёрдо знал, что не может с ней расстаться. Не может, и всё.

Точка невозврата пройдена. Единственное, что его напрягало — она держалась отстранённо, когда он выпускал её из рук. Ведёт себя, как наложница, — вдруг пришло в голову. И разозлило.

А стоило взять её на руки, или в постели — была его, до последней клеточки. Конфликт назревал, и выстрелил, как бывает, вроде, без причины.

Они засиделись на пляже.

— Знаешь, закат здесь необыкновенный. Мы уходим раньше, ты не видела ещё — золотая дорожка по морю. Я здесь всегда его дожидался. Давай, повернись!

Он поворачивал её так, чтобы солнце падало именно под тем углом, как ему хотелось. И обнимал за спинку.

— Ты со мной, как с резиновой куклой, — вдруг вырвалось у неё. Давно вертелось на языке и всё же вырвалось.

— Да? Вот как ты всё воспринимаешь! Ошибаешься, ты не кукла. Та же Надя могла обидеться. Она ко мне всей душой, а я — секс, и ничего личного. Как с куклой. Она мне кофе в постель приносила.

Когда я рано утром выходил из воды, она ждала меня с полотенцем, вытирала, чтобы не замёрз. Солнца ещё не было. А в комнате горячий кофе!

И в Москве — как-то я похвалил печенье из французской кондитерской, так она мне его каждый день с работы приносила! А ты?! Строишь из себя рабыню. Секс, и ничего личного?

А только я подхожу к тебе, все твои клеточки прыгают от радости и машут хвостиками! Смотри, я кладу руку, просто кладу. И сразу метроном, азбука Морзе — я твоя, я твоя! Слышишь? Притвора, терпеть не могу! Строишь из себя жертву.

Какая кукла, ты резиновый лягушонок с дырочкой между ног! У того щенка была сбоку, а у тебя между ног, и вся разница!

А я ношусь с тобой, как не знаю с кем. Иди, приведи себя в порядок. У тебя щёки горят, будто я отхлестал тебя. А надо было, давно надо было! Надень платье, какое понравится. Волосы распусти. Поведу тебя гулять, только сплаваю до буйка. Иди, я сказал!

Остыл, когда ещё смотрел ей вслед. Шла, согнувшись, закрыв лицо руками. Но оправдывал себя — сама напросилась. Будет знать. Строит из себя!

Зашёл к ней, вытираясь на ходу. Она сидела, одетая, на краешке кровати. Белое платье, которое нравилось ему, он его выбрал в прошлый раз. Запомнила. Волосы блестят. Встала ему навстречу.

Она загорела. Шесть килограммов сделали своё дело, от неё глаз не оторвать. И щёки пылают.