…Варвару как подменили. Разум и плоть рвали ее на части, никак не соединяемые между собой. Она пропадала сначала днями. Потом днями и вечерами. Когда дело дошло до ночей, в доме с горестной обреченностью стали готовиться к худшему.
– Чего ватрушки насластила? – Варвара сморщилась, поперхнулась и словно передернулась вся.
Фрося молча убрала ватрушки, молча поставила миску с капустой и огурцами и села, подперев рукой подбородок.
Варвару не истязали расспросами. Терпеливо ждали: время всё рассудит. Ждали или признаний, или событий. Пришли события: рвота и слезы, слезы и рвота. Фрося металась, как кот в зверинце.
– Заварить снадобье?
– Отравишь доню, перетерплю, – сверкала глазами Варвара.
– Откуда про доню знаешь, вдруг хлопчик будет?
– Нутром чую – доня.
Разными хитростями старалась Фрося выведать имя. Да видать, не прост был тот искуситель. Камнем запечатала рот Варвара. Только отчаяние могло заставить ее сознаться. Это отчаяние сказалось утром, когда первый снег покрыл улицу и по ней, по этой улице, прочь, как от чумного места, метнулись полчища раздосадованной армии Правителя.
– Его зовут Александр Васильевич, – пряча глаза, прошептала Варвара.
…Морозным январским утром двадцатого года раздался крик новорожденной Татьяны.
– Отчество как запишем?
– Да хоть «Михайловна». Вон Мишка, сосед, все в женихи набивается, пусть потешится.