Хроники Птеродактиля

Яков привычно закрыл типографию. Сегодня ничто не мешало «душепротивной», как он называл ее, работе. Очередной типографский пасьянс готов. И лучше всего он сгодится для тех, кто родился в каждом из четных лунных месяцев. «А там, – думал Яков, – хоть сто лет пройдет, – грамотный да смекалистый найдет для себя лекарство. Ох, чую, недолго мне коптить небо. Жаль забирать с собой дело предков-то. Да чего печалюсь? Вон, и Фрося знает, и Варвара, и Николай. Хоть и убог Николай, да хитер. Память у него цепкая. Даже пугает. Для нашего дела именно такая память и нужна. Находка, одним словом, а не память».

– Мужик, ты чего бубнишь?

– Прости, сынок, – задумался, – Яков опять не заметил, что говорит сам с собой.

– Может, дедуль, согреемся? У меня есть.

– Иди с богом. Мне домой.

– Что, ждут? Поздненько у вас в типографии задерживаются. Или ты там сторожем каким?

– Иди, иди. Никаким не сторожем. Работа срочная, вот и припаздываю.

Парень не отставал. Яков не понимал, что прилепился-то: ни денег в карманах у Якова, ни вида богатого.

– Ну-ка, дедуль, разожми пальцы, дай глянуть, что из типографии прешь.

– Да в своем ты уме, дурень? Ну похож я на вора? Гляди: бумажки здесь. Кому они нужны?

– Что за бумажки? Чего держишься так за них?

– Да ничего. Печатали да испортили. Ерунда какая-то пошла, вот и несу домой на растопку. Сыро ведь, дрова не сразу схватываются. Нельзя, разве? Смотри: ерунда спечаталась, – Яков махнул перед глазами одной из карт пасьянса.

Парень успел заметить несколько слов. Действительно ерунда. В одной куче и мед, и почки березовые, и головастики лягушачьи. Тьфу, мерзость. Действительно, ерунда.

Яков пришел домой напуганным и притихшим.

– Что, в типографию кто нагрянул после работы? – встревожилась Фрося, но засуетилась с ужином и не дослушала ответ.

Ужинали при керосиновой лампе. Второй день не давали электричества. Теплый свет лампы успокаивал и вводил в дрему.

Поковыряв картошку, Яков запил киселем кулебяку.

– А борща не осталось?

– Есть борщ. Да ты ведь не ешь первое по ночам. Стряслось что? На тебя на злого всегда жор накатывает.

Фрося поставила разогреть борщ, придвинула стул и наконец приготовилась выслушать брата.

Яков сбивчиво рассказал и про парня, и про страхи свои, и про то, как пришлось придуриваться для виду. Закончил рассказ, уже отхлебывая обжигающий борщ и заедая его кулебякой.

– Возьми хлеб. Не жирно ли с кулебякой борщ хлебать?

– Да ну тебя! Кусок пожалела для брата. Сдохну, кто тебе на этот кусок заработает? Или опять в мракобесие ринешься?

Яков в сердцах замахал руками, вспомнив испуг по дороге домой и темные предчувствия о кончине или болезни. Да… Что-то должно произойти. Все идет к переменам. И перемены эти, видать, не к лучшему.