Посетителей ко мне пускали. Ежедневно ко мне приходили Ясон и Адрастос. Мы беседовали в присутствии «наблюдателя» из скаутов. Индусы нам не мешали. Они ни слова не понимали на киштвари. У Фитц-Гилбера на меня явно не было времени. В Киштвари прибыл ещё один батальон пехоты – военные строители и сапёры. Киштвари по периметру преобразовывалось в настоящую крепость. Были и дурные известия. Наше киштварское ополчение и стражу разоружили. Скальный грот цейхгауза был взят под охрану. Старое стрелковое оружие и оставшиеся четыре пушки Круппа законсервированы и взяты на учёт. Адрастос ухитрился сохранить в дальних пещерах, недоступных скаутам, несколько цинков с патронами и свои «Льюисы». Сбыт киштварской горнорудной продукции был приостановлен. Подвоз продуктов питания прекращён полностью. Киштвари ожидала голодная зима.
*****
4 сентября 1941 года. Киштвари.
Накануне вечером ко мне зашли Ясон и Адрастос.
– На воздухе дождь, – сказал Ясон.
– Знаю, – сказал я.
– Скауты начали сворачиваться, готовятся покинуть Киштвари, – продолжил Адрастос. – Они выступают послезавтра. Здесь останется небольшой пехотный гарнизон и четыре расчёта настоящих зенитных орудия.
– Догадываюсь, – сказал я.
– Хотите поехать под конвоем в Нью-Дели? – спросил Ясон.
– Не хочу, – ответил я. – Сидеть придётся в грязном клоповнике вместе с чахоточными и прокажёнными в старой тюрьме Дели. Им не нужна правда. Им я не нужен и даже опасен.
– Тогда чего мы ждём? – спросил Адрастос. – Через две недели начнутся один за другим закрываться перевалы. Я и мои разведчики уходим в Кафири, в Агнираполис. Там нас ждут наши невесты. Мы обручились в прошлом году, когда были в Агнираполисе с посольством. Вы с нами?
– Для меня найдётся пони? – спросил я.
– Даже два! – ответил Адрастос. – Нас уже ждут мои разведчики в двух милях от кальдеры в маленьком ущелье. Если готовы, уходим!
Я поднялся:
– Всегда готов!
Обратился к Ясону:
– Ты с нами?
– Я остаюсь, – ответил Ясон. – Кто теперь, кроме меня позаботится о моих братьях! Идёмте, я закрою шлюз, выпущу вас тайным подземным ходом по сухому дну остановленной реки Киштвари. Потом снова пущу воду в русло. Англичане никогда не узнают всех тайн Киштвари!
Я обнял Ясона. Шепнул ему на ухо:
– Удачи, сынок! Будь всегда сильным, спокойным и умным! Никогда не торопись, но в нужный момент будь молниеносен! Бог даст, встретимся.
Взглянул на скаута-«наблюдателя». Он сладко спал на полу, прикрывшись половинкой завёрнутого ковра. Его руки крепко держали недопитую бутылку «скотча».
Ушли. О Малой сокровищнице и лежащим в ней моим жалованьем за двенадцать лет я не вспомнил.
*****
Новый 1942-й год я встретил уже в Кафири.
Мечтал по весне двинуться дальше, к границе с Советской Россией, вернуться в свой Ашхабад, к своей семье, к Леночке. О том, что меня может ожидать в НКВД-НКГБ, я даже не думал. Наверное, совсем старым стал. Неужели не дадут умереть на пороге родного дома? Хоть выслушали бы, повесть о том, как там, за Гиндукушем потомки гоплитов Александра Македонского под моим непосредственным командованием спалили два фашистских дирижабля вместе с генералом – вермахта или абвера? –Зигфриддом-Рейнгольдом бароном фон Реайнхардт! Не поверят, не наградят, не важно. Лишь бы в протоколах допросов этот факт сохранился. Глядишь, когда-нибудь информация станет доступной моим праправнукам!
Всю зиму проболел. Вернулась злая пневмония, с которой я боролся ещё в Ваханском коридоре в 18-м году!
По весне стало полегче, начал понемногу двигаться. Но о дальней дороге не могло быть и речи.
Начал понимать, что, возможно, Кафири станет моим последним пристанищем в этом земном мире…
Великой отрадой стала для меня библиотека – малая часть большой библиотеки Киштвари, переданной Мак’Лессоном Агнираполису.
Однажды, роясь в старых книгах, нашёл русскую!
Старое 1910 года издание «Скорпиона» под названием «Жемчуга» русского поэта Николая Гумилёва. Вот когда не удержался, пустил слезу, словно встретил старого любимого человека! Сразу вспомнился 1912-й год, Персидский Исфахан, мой друг и технический помощник агент-нелегал вольноопределяющийся незабвенный Владимир Михайлович Гагринский, погибший, как я сказал бы «на боевом посту», оставивший после себя эту книгу, что помогла мне вычислить его убийцу.
Раскрыл книгу и тут же попал на стихотворение, которое поразило меня ещё в первый раз – «Старый конквистадор». Не читая, вспомнил:
Углубясь в неведомые горы,
Заблудился старый конквистадор,
В дымном небе плавали кондоры,
Нависали снежные громады…
……………………………….
…Как всегда, был дерзок и спокоен
И не знал ни ужаса, ни злости,
Смерть пришла, и предложил ей воин
Поиграть в изломанные кости.
Господи помилуй! Не обо мне ли сказано?
Работая в ОГПУ НКВД переводчиком с 1924-го по 1936-й год, я конечно, волей-неволей, имел доступ к секретной информации. Имя Гумилёва мне было известно. В НКВД – не как поэта, как расстрелянного врага Советской власти. Увы.
Что скажут обо мне после меня? Пусть уж лучше забудут, чем станут осквернять мою могилу.