Хроники семи королевств: Тени дремотных чащоб

– Тро-гать без раз… раз-ре…

– Разрешения? – помог Леонардо.

Эффалия кивнула.

– Но я ведь не запрещал.

На детском личике проступила озадаченность.

– Трогать можно. Даже нужно. Однако делать это следует иначе. Осторожно. Обеими руками, словно в них находится чужая жизнь. Вспомни, как ты держала в ладонях цыплёнка и примени данный подход к удовлетворению своего любопытства. Урок усвоен?

– Да.

– Слово – лишь половина аргумента. Я жажду демонстрации, – по взмаху ладони осколки шумно умчались в дальний угол лаборатории.

– Демон… – глядя в него пробормотала Эффалия.

Леонардо даже обернулся: уронил строгий взор на искристую кучку хрусталя.

– Де-мон-с… тр… – вновь подняв глаза на отца, девочка старалась выговорить незнакомое слово, за которым явно прятался призыв к действию.

– Занимательный каламбур, – тихо сказал Леонардо. – Покажи, что поняла, – упростил задачу он.

Закусив губу, Эффалия бережно взяла в руки спиральный магнит, неторопливо осмотрела и аккуратно положила на полку:

– Так?..

– Умница, – улыбнулся Леонардо, и дочь засияла от счастья.

Хрустальный шар – малая плата за новый для обеих сторон опыт, за знания, что формируют одну из самых крепких форм отношений: семейные. Если таковые доступны тому, кто свыше тысячелетия вынашивал планы новаторских экспериментов. С веками теряешь разницу между чувствами и холодным расчётом – вперёд ведут лишь желания.

* * *

Если лавка травницы ещё не успела открыться, то «Оранжерея» уже была закрыта. Не доносилось ни криков, ни хохота, ни визгов, взрывающих тишину полупустых улиц, ни музыки, ни чарующего пения, порой заманивающего наивного прохожего. На коновязи дремала одинокая саврасая лошадь. Ли вновь проскользнула на задний двор, где её ждала гостеприимно открытая дверь для прислуги.

Внутри оказалось непривычно светло и свежо: все окна были широко распахнуты, а из кухни доносился дивный аромат свежей выпечки. Юркими мышками сновали служанки, прибирая последствия бурной ночи и готовясь к не менее бурному вечеру. Ли остановила одну из девушек и поинтересовалась, где сейчас хозяйка. Сняв плащ, неторопливо поднялась на просторную мансарду. Наверху никого не было. Стащив грязные сапоги, оставила их у порога. Прошла по тёмно-красному ковру к большому овальному, почти до пола, окну. У него стояла козетка и круглый столик на витой ножке, на котором в чёрном глиняном кувшине красовалась роскошная густо-бордовая роза. Под стать внешнему виду она источала невероятное благоухание.

Ли бросила вывернутый наизнанку плащ на ажурную спинку, ящик с зельями пристроила у цветка и, не удержавшись, заключила распустившийся бутон в ладони: нежно оглаживая лепестки, глубоко вдохнула будоражащий аромат. И раз уж приходилось ждать, то решила делать это с комфортом: сгребла бархатные в тон ковру подушечки с чёрными кисточками в одну сторону и прилегла на козетку.

Мансарда служила хозяйке заведения рабочим кабинетом, удивительно уютным и вызывающим одновременно: тёмная, почти чёрная, резная мебель, богатая драпировка, изящные из чернёной меди подсвечники, струящиеся шторы, милые подушечки, высокий густой и мягкий ворс ковра, такой, что нога по щиколотку утопает, – впервые пройдя по нему, Ли настолько изумилась, что после рождения Эффи обзавелась похожим. На стенах – искусные изображения девушек, работающих здесь, от вполне приличных до совсем развратных. Даже на женщину обстановка спустя время начинала действовать… возбуждающе. Ли отвернулась к окну, рассматривая разбитые под ним цветники, и, думая сама не зная о чём, не заметила, как задремала. Пробудил её щелчок плети:

– И кто это у нас такой дерзкий?

На краткий миг раздавшийся звук испугал Ли: ей показалось, будто она вновь стоит на звериной тропе перед охотниками, – но мягкий, грудной голос, обросший стальными шипами вернул её в реальность.

– Ты, Госпожа, сегодня не первая покушаешься на целостность моих покровов, – Ли отковырнула себя с козетки и шутливо поклонилась приблизившейся женщине, чьи тёмно-каштановые, с красными всполохами волосы были убраны в высокую прическу. – Вот лежала, гадала, кому труднее приходится: девкам или парням? Одних в угол норовят зажать, других – плетью приголубить.

Распрямившись, она поймала взгляд тёмных, почти чёрных глаз и теперь наблюдала, как вызов в них сменяется удивлением, а затем – узнаванием.

– Лили? Боги, что ты с собой сотворила?! Что за голодранская одёжка?! – Госпожа Роз ткнула плетью в болтающийся рукав с разноцветными разводами.

– Зато ты, как я посмотрю, и ночью, и с утра во всеоружии, – Ли нарочито медленно обвела взглядом ладную фигуру, затянутую в корсет и облегающие кожаные штаны.

– Особый ценитель. И щедрый… Да что мы стоим? – хозяйка заведения хлопнула свёрнутой плетью по высокому голенищу сапога. – Садись. Вина?

– Пожалуй, не сегодня, – и добавила, глядя на вопросительно изогнутую бровь, – жарко будет, а возвращаться в самое пекло. И ты же знаешь, как сложно остановиться с твоим-то вином…

Хозяйка лишь хмыкнула, явно неудовлетворённая ответом:

– Хоть от завтрака не откажешься?