Хроники Шеридана

– Ну, что? Опробуем твой подарок?.. – спросил он у Юстэса, показывая ему извлечённый из ножен кинжал. Тот взглянул и ничего не ответил, и глаза у него были совсем потухшие.

Повертев кинжал в руках, Коротышка вставил клинок в еле заметное отверстие в дверях. Сжал рукоятку, попробовал повернуть… Туда, сюда… Не получалось.

– Ишь ты!.. – злобно пропыхтел он. – Входит, как родной, в скважину-то, а проворачиваться не хочет!

Поднатужившись, Коротышка ухватился за кинжал обеими руками, так, что спина его взбугрилась узлами мышц, но непокорный замок не сдавался. Раненый ворон беспокойно закричал, вытянув шею.

– Что?.. – не оборачиваясь, переспросил его Коротышка, продолжая возиться с замком.

Ворон снова прокричал непонятное, точное силился что-то объяснить. Коротышка отпустил кинжал и повернулся к крикуну. Тот широко разинул клюв и громко каркнул… Рыжий внимательно посмотрел на юношу.

– Ты уверен?.. – спросил он ворона и, не дожидаясь ответа, легонько пнул Юстэса ногой. – Эй, твой приятель говорит, что ты можешь открыть эти двери…

Гилленхарт медленно поднял голову. В его помутневших глазах появилось осознанное выражение.

– Он? Говорит тебе?..

– Ну, да! – рассердился Коротышка, и нетерпеливо пояснил: – Я разбираю язык зверей, чуешь? И птиц и всех прочих тварей…

В ответ Гилленхарт лишь вяло качнул головой и закрыл глаза. Его маленький приятель начал заводиться, и тогда ворон снова что-то прокаркал.

– Он говорит, – перевёл Коротышка, – что это он привёл тебя сюда… – Юстэс хрипло засмеялся. – Он был сначала той птицей, что напала на тебя в детстве, – продолжал Коротышка, – потом превратился в человека, того, что спас тебя в пустыне. Его звали Али…

Юноша резко оборвал свой смех:

– Зачем он сделал это?

Коротышка выжидающе посмотрел на пернатого. Тот раскатился долгой деревянной трелью.

– Его хозяин – некий брат Або, – пояснил рыжий. – Монах, что ли?.. Ты знал его под именем Фурье… А ещё он говорит, что тебя закляли убить Собирающую Души, но ты её не убил, и поэтому мы не сможем уйти отсюда. Вот так… – философски закончил он, отчего-то успокоившись, и сел рядом с Юстэсом, уткнувшись подбородком в колени. – Вот так! – повторил он почти весело. – Не уйти нам… и эта дрянь проглотит нас вместе с этим паршивым городишком… И всё из-за какой-то бабы. Всегда знал, что от баб – одни беды!

Ворон вдруг резко каркнул, разбежался, и неуклюже взмыл в воздух. Припадая на крыло, он медленно улетел прочь.

– Куда его понесло? – пробормотал Коротышка, толкнув Юстэса в бок. Но тот не ответил. – Ладно, посидим тут, передохнём… Тени защитят нас, если кто-то вздумает сюда сунуться… А там… – и не договорив, закрыл глаза, и, казалось, задремал.

Медленно потекли часы…

Юстэс находился в том состоянии, когда исчезают и мысли, и чувства, – и зыбкая грань между жизнью и небытием приобретает вдруг зримые очертания. Может быть он так и ушёл бы в мир иной, незаметно для себя самого, но перед ним вдруг возникла высокая человеческая фигура, а рядом с ней – ещё одна, пониже.

– Я же говорил – Карра не зря нас зовёт! – радостно проговорил тот, что был пониже. Ворон, сидевший у него на плече, согласно каркнул. – Умница!..

Высокий же незнакомец некоторое время молча рассматривал измученных странников, а потом простёр руку над головою Гилленхарта, и юноша почувствовал, как в затылок ему вливается тёплый невидимый поток. Этот поток быстро побежал по усталому телу, наполняя его жизненной силой, точно река по старому, высохшему руслу. Коротышка тем временем очнулся и торопливо вскочил на ноги:

– Ты кто такой?! – грозно воскликнул он.

– Это Рутан Светлый! – встал между ним и чародеем агил.

Но ладони пришельца вдруг вспыхнули огнём – и в воздухе возник зеленовато светящийся овал в рост человека. Недолго думая, Коротышка выхватил заветный кинжал – и тут же был отброшен назад. Крепко ударившись о мраморную стену, он потерял сознание, а когда очнулся – рядом никого не было…

***

…Пальцы Юстэса ощутили влажный песок. Он открыл глаза: берег, река… Яркий день. Солнечный диск в ослепительно голубом небе. За дни осады он уже успел забыть, что небо может быть таким… И тревожно-сладкое ощущение невозможности происходящего: этот день уже был! Был раньше!.. Он знал это точно. И невыразимая тяжесть легла на сердце – он знал теперь так же, что должно произойти сейчас.

Медленно, точно осуждённый на казнь, Гилленхарт вошел в воду, волоча за собою ставший невыносимо тяжёлым меч. Кто сказал, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды?

Заныла раненая скиссором нога… Настоящая боль это была или только воспоминание о ней?..

Он остановился, посмотрел на своё отражение, и не узнал себя. Сжав меч обеими руками, он размахнулся и изо всех сил ударил по воде. Тучи брызг поднялись над ним, и сквозь сверкающую пелену он увидел на берегу всадника – женщину на прекрасном белоснежном коне. Из-под головного покрывала цвета снега, выбивались длинные золотые локоны; спускаясь до колен всадницы, они переплетались с лохматой гривой коня.

Держа меч, он приблизился к ней.