Эту песенку она пела ни одному поколению. Пела тем, кто рождался, рос и старился на её глазах. Но даже когда ваше дитя превращается из пухлого и прекрасного малыша в некрасиво обрюзгшего толстяка или увядшую женщину с потухшими глазами – разве вы перестаёте их любить?.. Она встречала их первый крик и слышала самый последний вздох, видела, как они растут и расцветают, влюбляются, увядают и гаснут… Она любила их всех. Всем сердце!.. А оно у драконов – огромно!..
***
– Чего же ты медлишь??! – противный визг ведьмы больно ударил по нервам.
Подлетев к Дракону, Зелла замахала руками у него перед носом. Линд, выхватив у одного из Смотрителей жезл, разрядил его прямо в летунью. Но магический заряд не причинил ей никакого вреда.
Ведьма расхохоталась:
– Вам не справится со мной!.. Мелкие, ничтожные букашки!
Хальгиг медленно махнул передней лапой – в его сжатых когтях сверкнуло что-то крохотное – и этим предметом он стукнул ведьму по голове. От неожиданности она выпучила глаза и… мгновенно вспыхнув, прямо в воздухе сгорела дотла.
– Бабусенька плибила ведьму повалёшкой!.. – восторженно завопил Карапуз.
Весь вечер ребёнок просидел на дереве – и оттуда ему было очень хорошо видно, что Дракон сжимал в лапах серебряный черпак, коим в бытность свою в человеческом обличье, помешивал незабвенную овсянку. Бабушка и тут не смогла расстаться с любимой вещицей! (А может, она потому с ней никогда и не расставалась?..)
Опомнившиеся Смотрители наставили на Дракона оружие, но Хальгиг легонько дунул, и они кубарем покатились по траве.
Осторожно, очень осторожно, Хальгиг повернулся – все движения его огромного тела были на диво грациозны, – и пригнувшись под ветвями, вытянулся туда, где лежало безжизненное тело Орфы. Огромная рогатая голова нависла над серебристыми доспехами… Люди ахнули и затаили дыхание. Несколько минут Дракон пристально всматривался в девичье лицо – бледное, с погасшими глазами, неподвижно устремлёнными в небо. Из его тёмно-зелёных очей вдруг скатилась огромная хрустальная слеза. Тяжёлой каплей она упала прямо на стылую щёку девушки-воина и разбилась на тысячи драгоценных частей. Орфа вздрогнула… Её глаза ожили…
– Здравствуй! – слабо улыбнувшись, прошептала она одними губами.
– Прощай! – прошелестел Дракон. От звука его голоса зашумели-заволновались листья деревьев. – Я возвращаюсь…
Плавно выпрямившись, Хальгиг легко, точно невесомый, отделился от земли. Его силуэт стал прозрачным как стекло, и он был бы невидим, но закатное солнце заиграло на его броне алмазными бликами. Сияющий и ослепительный, он поднимался всё выше и выше – навстречу загорающимся бледным звёздам.
Удаляясь, Дракон уже почти сравнялся по высоте с тонким полукружием месяца, как вдруг снова устремился вниз, будто торопясь догнать алый диск уходящего светила… По саду зашумел ветер – точно перед дождём, – по толпе прокатилось волненье, но смутные очертания фантастического существа стремительно скользнули по воздуху мимо – к открытому окну детской.
Там, на руках у Сибелиуса, тихо лежал Подкидыш. Высокий лоб доктора прорезала глубокая скорбная складка: он смотрел на кроху, и чувствовал, как отчаянье, охватившее его с той минуты, когда он увидел малыша, становится всё сильнее и горше. Душа его ужасалась содеянному, и страдала от собственного бессилия… Погружённый в собственные раздумья, он, находясь рядом с ребенком, пропустил всё, что произошло в Замке за последние несколько часов. Те же безрадостные мысли помешали ему удивиться, когда его плеча вдруг что-то коснулось… Безучастно, точно во сне, он оцепенело наблюдал, как полупрозрачная когтистая лапа накрыла личико младенца…
Опомнившись, Сибелиус хрипло вскрикнул, но чудовищная длань исчезла, и он успел увидеть, как к горизонту улетает длинная вытянутая тень. Растерянный, он подскочил к окну, чтобы позвать на помощь, и осёкся: из кружев и пелёнок на него смотрели малахитовые глаза …
***
– У сегодняшнего вечера длинная предыстория. Время позднее, а мой рассказ может затянуться надолго!
Макс Линд с перевязанной бинтами головой торжественно восседал в любимом папином кресле. Повязка на голове, похожая на восточный тюрбан, придавала его облику нечто царственное. Ещё более усиливал это впечатление тот интерес, с каким внимали его неторопливым словам многочисленные слушатели, расположившиеся тут же, в гостиной.
– Рассказывайте! Рассказывайте!.. – раздалось отовсюду, едва он сделал паузу.
– Да рассказывайте же, черт бы вас побрал! – громче всех буркнул Рэг Шеридан.
Он, да ещё доктор Сибелиус были единственными посторонними, кого оставили в тот вечер в Замке, кроме постоянных гостей и домочадцев. Несколько журналистов пытались было спрятаться в доме, но их изловили и вежливо выставили вон. Выпроваживанием соглядатаев занималась лично Дуния очнувшаяся к тому времени после неудачного сражения с грифонами, и спорить с ней никто из них не осмелился.