Старое эденийское солнце затапливало небо бледным, будто смешанным с пылью, но необыкновенно горячим светом. Четкие каменные грани домов-крепостей разрезали наползавшие волны тяжелого зноя. День за днем медленно умиравшая звезда ползла к зениту, чтобы через несколько часов свалиться за скалистые горы, вырывавшие из неба кривую ломаную линию горизонта. Отравленные лучи силились прорваться в дома сквозь окна-бойницы, но теряли силы в каменной толще и расползались на полу жалкими мерцающими лужицами. Эденийцы знали толк в строительстве крепостей: неприступные стены веками надежно укрывали их от невзгод вроде опрометчивых завоевателей или взбунтовавшихся рабов. Как волны, бьющиеся о подножья утесов в бесплодной ярости, они растрачивали силы впустую, ломали зубы о каменные стены, чтобы потом отступить поспешно и беспорядочно, рассыпаться на жалкие горсти, растаять под палящими лучами, отдав кровь и кости прожорливой черной земле. Век за веком, тысячелетие за тысячелетием. Империи сменяли одна другую, вспыхивали и гасли звезды на изменчивом небосводе, забывались громкие имена, а древние крепости все так же цеплялись за породившую их твердь. Она была плодородна и всегда отдавала стократ, но и брала взамен не меньше.
Семь старших колен — знатнейших, двенадцать средних по статусу и богатству и двадцать пять младших, тех, с кем никто не считался, и кто раз за разом присоединялся к победившему клану. Так было всегда. Традиция. Закон и следствие. Непогрешимое и совершенное устройство. Круг на карте, раскрашенный родовыми цветами знатных семей. За каждым цветом — непрерывная линия крови, семья с беспрекословным подчинением младших старшим, дом — угрюмая башня-хранитель, и символы живого богатства — концентрические линии точек, лепившихся к ее подножью. Каждый род владел рабами, обрабатывавшими землю и отдававшими урожай в бездонное чрево башни. Рожденный рабом не имел права на иной удел. Век за веком земля проглатывала кости порожденных ею детей, охраняя неизменный порядок. Редкие попытки нарушить традиции заканчивались одинаково. Кровь испарялась, перемалывались сломанные кости сброшенных с вершины башни преступников, а удобренные поля приносили новый урожай. Лишь однажды эденийцам пришлось испытать настоящее потрясение и поступиться священными привилегиями, потому что император Внешнего Мира Шао Кан оказался куда более рассудительным, чем другие незадачливые завоеватели. Он внимательно присматривался к скалившимся башням, изучал донесения и скопированные свитки — никто из аристократов не видел в том угрозы. До тех пор, пока Шао Кан не использовал против них их излюбленное оружие. Традиции.
Китане Эдения не понравилась с первого взгляда. Она прибыла с небольшой свитой и личной охраной и заняла бывший замок Джеррода, принадлежавший ей и как наместнице Шао Кана, и как дочери бывшего короля. Впрочем, о последнем факте доподлинно знал только ближний круг аристократов: по словам Драмина, появление в стране дочери покойного Джеррода могло вызвать ненужное обострение ситуации, нарушив равновесие между кланами. Драмин, который много лет занимал замок, освободил для Китаны и ее спутников целый этаж, но покидать прежнее жилище не торопился, изо всех сил демонстрируя Китане готовность услужить и ответить на все ее вопросы, чем вскоре стал изрядно ей докучать — она бы предпочла прежнее безразличное высокомерие.
Изрядно докучали ей и остальные представители аристократических семейств. Несколько дней прошло в настороженной тишине, а потом в крепость потянулись бесконечные процессии. Сперва явились представители семи знатнейших кланов, начиная от важных и угрюмых глав семейств и заканчивая многочисленными детьми, каждый из которых преклонял перед Китаной колени и произносил вереницу ничего не значащих для нее ритуальных слов. Они демонстрировали все возможное почтение, но Китана была достаточно умна и внимательна, чтобы рассмотреть под густым слоем верноподданнических чувств холодную скользкую гладь насмешливого, выжидающего презрения. Они останавливались в замке и каждый вечер собирались в душной центральной зале, освещенной чадящими факелами, чтобы по несколько часов обмениваться вежливыми колкостями в промежутках между очередной переменой блюд. Китана пыталась внести оживление в ежевечерний спектакль: задавала вопросы, которые интересовали ее на самом деле, прерывая очередной светский разговор, уточняла уклончивые ответы, однако быстро поняла, что это совершенно бесполезно. Гордые эденийские аристократы не торопились отвечать откровенностью на ее откровенность, или просто были не в состоянии обойтись без многословных вступлений и витиеватых оборотов. После долгожданного отъезда гостей Китана вздохнула было спокойно, но уже через пару дней замок снова наполнился шумом голосов и шелестом дорогих нарядов — явились двенадцать средних, а следом за ними и все двадцать пять младших семейств.