Хроники старого меломана

Но это ещё были цветочки! То, что случилось потом, врезалось в мою память и до сих пор, спустя сорок лет, оставляет щемящее чувство боли от свершившейся несправедливости. Судьба словно испытывала меня на прочность, ибо после неудавшегося ограбления мне пришлось помериться силами не с дворовыми придурками, а со стальным молотом безжалостной государственной машины.

Все началось с обычного, вроде безобидного звонка. Мой приятель и соратник Виктор просил встретиться у Гостиного Двора и дать ему напрокат «Белый альбом» Битлз, тот самый, купленный у Марка Березовского какое-то время назад. Зачем я взял с собой все свои диски, до сих пор не понимаю, скорей всего из тщеславных побуждений. Накопить много пластинок пока не получалось, и все моё богатство состояло из шести или семи альбомов, драгоценный груз легко входил в обычный портфель и не оттягивал руку. Стою я, значит, у Галёры в своем классном прикиде и жду Витьку. Лето, жарко, и внезапно вырастают двое штатских и вежливо так просят пройти с ними, и чтобы не задавал глупых вопросов тыкают в морду красные корочки.

Сперва отвели в опорный пункт милиции. Он находился на другой стороне Невского, в цокольном этаже католического храма Святой Екатерины. Помещение церкви использовалось под склад, а ряд вспомогательных помещений — мелкие конторы. В одной из таких комнат и базировались менты.

Меня деловито обыскали, нашли импортные пластинки и возликовали — попался вражина! Составили протокол и повезли в Большой дом. Ну, кто не знает замечательное здание в стиле советского конструктивизма на Литейном, 4. Обычно я видел его снаружи, а тут довелось побывать внутри. Меня препроводили в отдел, занимавшийся борьбой с хищениями социалистической собственности или сокращённо ОБХСС. В кабинете плавно полилась неторопливая, почти дружеская беседа двух молодых ретивых сотрудников и испуганного хлыща в модных шмотках.

Ясный перец, что хозяева кабинета интересовались вовсе не моим отношением к творчеству русских импрессионистов, а банальным появлением в моем портфеле буржуйского винила. Как я понимал тогда, да, и сегодня тоже, в таких щекотливых вопросах главное не обмолвиться, что купил за одну цену, а продал за большую. Именно здесь закон видит нарушение, которое трактуется как скупка и перепродажа товара с целью наживы, в то время это статья 154, спекуляция! Власть страшно не любит, когда за её спиной граждане «загребают» деньги, которые текут мимо государственного кармана. Нехорошо спекулировать, не по-советски, оттого наказуемо штрафом, а если заграбастал себе много, то и тюремным сроком.

Менты усилили натиск: пара оплеух должны были меня разговорить и подтолкнуть к чистосердечному признанию. Так думали служители закона, но я считал иначе, твердил, что хорошо зарабатываю и просто люблю музыку. Спекулировать и не помышлял, а на пятачке у «Гостинки» ждал товарища с целью записать ему добротную зарубежную эстраду. И это было убедительно, прежде всего, потому, что было правдой! Ведь продавать «гиганты» по своей инициативе я не помышлял. Тогда менты вынули из рукава свой главный козырь: они заявили, что есть человек, который дал письменные показания, уличающие меня в незаконном предпринимательстве.

Господи, сколько же судеб и даже жизней загубили из-за подобных помощников-доброхотов или стукачей по принуждению. Нет, я здесь не стану углубляться в эту тему. Доносительство — довольно распространённая практика не только в России (особенно, во времена правления Сталина), но и во всем мире.

Итак, кто-то «заложил», но имя, естественно, не назвали. Я продолжал упираться. Предъявить казалось, что нечего: ну стоял, не торговал ведь, деньги не светил, да мало-ли кто чего говорит! Наконец, меня отпустили и велели ждать повестки в суд. Излишне говорить, что я приехал домой без пластинок и совершенно разбитым. Морально, естественно. А через пару недель состоялся суд.

Не знаю, как в других городах, но в Питере было узаконено положение об административных нарушениях. Один из разделов гласил, что торговля с рук в общественных местах без специального разрешения является нарушением порядка и наказывается штрафом с обязательным сообщением по месту работы. Коллективное обсуждение проступка считалось дополнительной нормой воспитательной работы с нарушителем. А в случаях, предусмотренных уголовным кодексом РСФСР, мнение коллектива уже никому неинтересно, тогда человек с большой вероятностью отправлялся за решётку.

В помещении суда мне быстренько зачитали постановление, из которого явствовало, что я и есть тот самый нарушитель общественного порядка, и сей факт подтверждается словами свидетеля… И тут судья сильно подставила служителей закона — назвала имя стукача! Мне помнится, как усталая пожилая женщина, в тот момент абсолютно не интересовавшаяся моей судьбой, задала обязательный вопрос:

— Гражданин, можете что-нибудь добавить?

— Простите, а мои пластинки как забрать?

Судья встрепенулась.