Читаем Хроники старого меломана полностью

Круглый поднос, главное орудие труда, назывался «тазик». Во время наплыва туристов, работы было невпроворот. На сленге это называлось «катать туриков». Обслуживать гостей — изнурительная работа. Требовалось застелить скатерти, сервировать столы, расставить закуску, разложить хлеб и выставить напитки. Затем врывалась голодная и возбуждённая толпа. Закуска сметалась молниеносно, мы тут же убирали грязную посуду, подавали супы, затем основное блюдо (второе), десерт, кофе и т. д. На одного официанта приходилось от пяти до десяти столов. Заметьте, за стандартным ресторанным столом усаживалось шесть персон (для удобства работы столы обычно сдвигались). И, ничего, приноровился. Спустя некоторое время легко носил на подносе по двадцать тарелок со вторым, а это около пятнадцати килограммов! Туристы питались по безналу, но прок с них всё равно был: часть нетронутых блюд уносили на кухню, часть съедали сами. А вечером при свободной торговле холодный или горячий цех возвращали блюда при заказе из зала. За это уже брались «живые деньги». Подобным премудростям нас обучали наставники — профи из халдейской среды, проработавшие в общепите много лет. Не особо брезгливые, а таких почти не было (особенность профессии), забирали домой масло, сахар или чего посущественней. Пищи оставалось много, хватало и нам, и уборщицам, и мойщицам посуды.

Завтрак, обед и ужин для «туриков» были прелюдией к главному действу — свободной торговле. Перекрытие зала происходило вечером, после того, как последний турист покидал ресторан. В семь вечера заново сервированные столы ждали своих посетителей. Столы разбивались на «пайки», на одного официанта, то есть десятка два посадочных мест. «Пайки» в свою очередь обслуживались одним либо двумя халдеями, такая работа называлась «на бергах» (этимологию этого слова я так и не понял). В повседневной практике вдвоём работать получалось сподручней.

Пока я был учеником, ключ от кассы оставался у старшего, и все расчёты с посетителями производил он. В самом конце смены, когда убиралась посуда, а галстук-бабочка прятался в карман, наставник делился выручкой на своё усмотрение. Это могло быть пять рублей и больше.

Учился я хорошо, как-то незаметно выбился в отличники. Товароведение, кулинария, организация, английский язык были интересны, легко воспринимались и занимали нужное место в мозговых извилинах. Через полгода мне доверили ключ, а с ним исполнения множества неписаных правил и профессиональных хитростей.

Их было немало, но к ним требовалась ещё и голова. В такой коррумпированной и гнилой системе, как общепит работать честно и добросовестно не представлялось возможным. Проще было поменять профессию, чем плыть против течения. Заниматься анализом не собираюсь, это давно уже сделано и исследовано. Моя задача рассказать о механизме и своём месте в нём.

Почему официант в просторечие звался «халдей», «гарсон», «кроила» и другими прозвищами, носящими негативный оттенок. Да потому, что все знали, — эти воруют! Но в глубине души, ненавидя рестораны и кафе, обыватели (про состоятельное сословие и говорить нечего) тянулись туда. Здесь можно хорошо поесть, отдохнуть, снять стресс ежедневной рутины, серого совдеповского существования и всё такое. Вообще-то, так было всегда, но в семидесятые образ теневика-кутилы, барыги-марамоя в первую очередь приходил на ум и ассоциировался с ресторанными завсегдатаями. А раз так: то какой купец — таков и холоп! Он украл у других, я украду у него, вот главный постулат огромной армии официантов. Так было, но философствовать на подобные темы никто не собирался, принял правила игры — вперёд на танки!

Вот несколько классических способов, которые брали на вооружение любезные работники в бабочках.

Краёжка. Например, пришли четыре человека отдохнуть и заказывают икру чёрную, ассорти рыбное, ассорти мясное, бифштексы, водки бутылочку и остальное по мелочи. Заказ принят, пошла работа. Официант пробивает по кассе три порции икры и четыре порции масла. В холодном цеху повар, понимающе кивнув, выложит в креманку три порции общим весом и украсит четырьмя розочками из масла. Тоже с мясным и рыбным заказом. На большом блюде грамотно разложенное ассорти из трёх порций выглядит монументально и не вызывает подозрений. Бифштексы днём оставили туристы, а вечером повар их разогрел и заново положил гарнир. Водка переливается в красивый графин, но без пятидесяти грамм. Система работала на халдея: никогда не видел в прейскуранте выход продукта в граммах. Водку долгое время обязаны были подавать в графинах. Вот и посчитайте, если интересно, подставив любую цену в блюдо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное