Читаем Хроники старого меломана полностью

Все детство, до переезда на Торфяную, я прожил на улице Смолячкова, напротив садика имени Карла Маркса. Сад заложили в конце двадцатых, и он был очень почитаем среди жителей Выборгского района. А как же: летняя эстрада, с обязательным оркестром и концертами, читальный павильон, пруд с лебедями и цветником, а зимой, горки, круговая лыжня, каток. В конце шестидесятых там существовал городской толчок (в смысле, сборище) коллекционеров всех мастей, которые без устали меняли и продавали все, начиная от моделей машинок, марок, монет, открыток (вполне легально) и кончая предметами антиквариата, иконами и боевыми наградами (втихаря).

Зрелище довольно живописное: на большой площадке (её называли ещё «пыльник»), примыкавшей к летней эстраде, на деревянных скамейках разложены нескончаемые богатства. Народу всегда очень много (человек двести-триста), правда, больше половины составляли зеваки. Встречи проходили по выходным дням, а порядок контролировался сотрудниками 20 отделения милиции, находящимся в двух шагах. К слову, недавно познакомился с ветераном МВД, который в те годы служил в «двадцатке». Он отлично помнит, что большая часть заявлений в дежурную часть касалась бесконечных краж на тамошнем рынке. Да, коллекционеры, — лакомые объекты для воришек всех мастей.

До сих пор недоумеваю, кто разрешил все это «безобразие» в годы тотального контроля. Скорее всего, в нашем славном городе трёх революций какое-то время существовала демократическая брешь. Неудивительно, что я регулярно топтался там и менял значки, реже марки, но, в основном, пялился на «экспонаты»: стопки открыток, спичечных этикеток; игрушечные машинки и другие удивительные вещи. Были там и коробки с пластинками отечественного производства, но они меня пока не волновали (залежей у бабушки хватало). Просуществовал блошиный рынок несколько лет, и в начале семидесятых тусовка я приезжал в отпуск из армии, чтобы купить воинские значки. При этом в 1958 году было официально зарегистрировано и открыто Ленинградское общество коллекционеров. Вот я и думаю, что пластиночная лихорадка, захлестнувшая меня в десятом классе, во многом была спровоцирована подсознательными яркими впечатлениями от визитов на «пыльник» того самого сада культуры и отдыха им. Карла Маркса, от которого в наши дни ничего не осталось.

Забегая далеко вперёд, скажу, что ностальгическая атмосфера шестидесятых накрыла меня спустя тридцать лет. В девяностые, времена стихийных рынков. Тогда, из-за вновь охватившей меня нумизматической лихорадки, я стал ездить в ЦПКО им. Кирова покупать и менять старые монеты. Воспоминания возникали, как только я входил в парк и приближался к беспорядочно толкущимся людям. Иные испытывали неудобства, а для меня веяло романтикой, чувствовался дух времени. Даже в наши дни, когда изредка выбираюсь на толкучку у станции метро «Удельная», я испытываю особое волнение.

Мои отношения с Алексом, так я стал звать Зубковского по его же просьбе, зиждились не только на общих музыкальных интересах. Отдельной строкой врезался в память эпизод нашего посещения выставки «Промышленная эстетика США». Осенью 1967 года американцы привезли выставку после Москвы и в наш город. Показ проходил в ДК им. Кирова. Политический климат с американцами был не очень — разгар холодной войны и всё такое. Но народ помнил предыдущие экспозиции: «Средства связи США» и «Архитектура США». Цветные телевизоры и фешенебельные постройки ещё тогда входили в конфликт с образом непримиримых врагов СССР. А тут новые диковинки, да ещё по нашему будущему профилю (большинство учеников нашей школы поступали в Мухинское училище, как раз на факультет технической эстетики). Мы ходили на выставку по несколько раз, красочные буклеты и значки копились, а потом раздавались знакомым. Приходилось буквально прорываться в заветные двери — выставку вход бойкотировали курсанты морского училища им. Макарова. История, всеми забытая: помощь героическому Вьетнаму осуществлялась морем. В одном из рейсов судно с гуманитарной помощью (и не только) обстрелял американский истребитель, погиб советский матрос. Шуму поднялось много, весь народ осуждал агрессоров, а тут, как назло, эта выставка. У входа стояло оцепление из мужественных моряков. Они тормозили толпу, стыдили граждан. Ходили слухи, что особо ретивых тащили в сторонку и лечили кулаками антипатриотические настроения. Милиция бездействовала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное