Хроники старого меломана

Совершив одну глупость, тут же создал себе новые проблемы. По итогам какого-то диктанта я получил двойку, а школьный товарищ четвёрку. Сравнив его работу и свою, я не обнаружил существенных различий и напрямую обратился к учителю:

— Отчего такая несправедливость, Юрий Соломонович? Вот смотрите, вы поставили мне двойку, а Доосу четвёрку, но разницы никакой: те же ошибки! Несправедливо!

— Вы, что же, списывали друг у друга? Действительно: несправедливо.

Преподаватель, старая бестия, не стал углубляться в подробности, вздохнул и переправил однокласснику оценку на «двойку». Мои отношения с Володей Доосом расстроились и, как показало время, навсегда. Большая часть класса меня тихо возненавидела, затем особо ретивые пацаны позвали в туалет и дали в морду. Очень хотелось ответить, но внутренний цензор подсказывал: я неправ! Самое неприятное в этой истории было то, что с Володей мы были дружны с малолетства, вместе учились в одной школе, вместе посещали изостудию Калининского дома пионеров, а затем пришли поступать в 190-ю специализированную школу при Мухинском училище.

Нормальные люди даже в таком непростом возрасте, обычно каются и просят прощения. Это правильней и проще, нежели находиться «в контрах» с коллективом. Но при молчаливой поддержке Алекса (тайное общество «продвинутых дураков» ещё существовало) и собственных непомерных юношеских амбициях, я принял бойкот. Задрал нос и стал всячески оказывать «недружественные знаки внимания» одноклассникам. К весне, когда все стали готовиться к выпускным экзаменам, я больше уделял внимания року, вечеринкам у Алекса и прочей ненужной чепухе. Например, сошёлся с Олегом Лебедевым из параллельного класса, который организовывал музыкальную группу.

И, вот, однажды на уроке встал вопрос о моем неправильном отношении к школьному процессу, к товарищам, к своим обязанностям перед обществом и родителями. Тему подняла наша классная руководительница и после краткого суммирования всего негатива, вопросительно посмотрела в мою сторону.

— Встань, Яловецкий, что скажешь? — в голосе Беллы Григорьевны сквозил холод.

— Так, нечего мне сказать!

— И ты считаешь, что все нормально? По ряду предметов двойки, «хвосты» тянутся с прошлого года, — голос креп. — Поведение отвратительное, кто устроил драку в туалете? Ты дневник давно показывал родителям?

— Кажется, недавно, а что? — Я набычился, наверно, в тот момент был похож на растрёпанного павлина.

«Избиение младенца» продолжалось недолго: классная заученно повторяла прописные истины, умело настраивая против меня учеников. Отмалчиваться надоело, и закончилось бунтом.

— Отстаньте вы все от меня! Как умею, так и учусь!

Учителя — хорошие психологи. Меня искусно подвели к пропасти, после чего последовал сакраментальный вопрос:

— Так, может быть, тебе не нравится учиться в нашей школе?

Рот открылся раньше, чем голова подумала, и выдал изумлённой аудитории исчерпывающий ответ:

— Да, мне не нравится в вашей школе!

Таким образом, точки над «и» были поставлены, и вопрос моего нахождения в элитных стенах бывшей гимназии, построенной ещё в девятнадцатом веке, отложили до педсовета. Дома я так и сказал родственникам, что переругался в школе со всеми в пух и прах и не хочу больше учиться со всякими уродами. Мама, бывший педагог, страшно расстроилась, но, уловив в моем голосе настойчивость и жёсткость, не свойственную возрасту, задумалась. Затем состоялся педсовет, непростые переговоры между матерью сложного подростка и учителями, где коллеги так и не пришли к соглашению, а про себя наверняка подумали: куда же она раньше смотрела? Прости, мама, но ты действительно отпустила меня в таком непростом возрасте.

Моя мать, Роза Иосифовна, по профессии филолог. Проработав после Ленинградского университета учителем, затем библиотекарем, она посвятила себя исследованию творчества Пушкина и стала экскурсоводом городского Бюро путешествий. Начались постоянные поездки в Пушкинские Горы, в места ссылки Александра Сергеевича. А это отлучки на несколько дней, затем короткий отдых и вновь — экскурсионный Икарус, и вновь за четыреста километров в Псковскую область. Вопрос, чем занимался шестнадцатилетний ребёнок, выросший без отца, без присмотра матери, представленный сам себе? Ну, вы уже знаете, чем! Замечу, что мой случай довольно показателен. Но было бы гораздо хуже, если бы не опека бабушки с дядей и по-настоящему любимого, недооценённого в своё время человека, моей тётушки.

Выбор был сделан. За пару месяцев до выпускных экзаменов, я забрал документы. В канцелярии вернули аттестат о восьмилетнем образовании и выдали справку, что я проучился в средней общеобразовательной школе № 190 с художественным уклоном неполных два года. Затем метнули укоризненный взгляд и сухо попрощались. Я стал свободен от ненавистных экзаменов, скучных одноклассников и чопорных учителей. Ура, впереди новая жизнь! Мама рассудила по-мужски:

— Не хочешь учиться — иди работать. Хватит висеть на нашей шее!

— Кто против? Я — нет! Буду работать и жить по человечески, — я согласился и снял все вопросы.