Хроники старого меломана

С другими «козлячьими» формированиями попроще. Носить «косяки» нейтральных секций, не задевающих напрямую честь и достоинство зоновского сообщества, не возбранялось. Я числился председателем СКМР — секции культурно-массовой работы. Не то чтобы я рвался туда, но был назначен по определению своих обязанностей, как художник зоны. В личном деле этот факт отмечен и мог в будущем повлиять на решение о моём условно досрочном освобождении (УДО). Были ещё какие-то общественные надстройки, но запомнились лишь спортивная и санитарная.

Яркое воспоминание о той «командировке» в «Кресты» оставил побег, взбудораживший не только администрацию тюрьмы, но и, в первую очередь, самих зеков. Ночью камеру разбудили и начался внеплановый шмон. Обыски повторились ещё несколько раз. На прогулку на следующий день не выводили. И лишь спустя время выяснилось, что территорию «Крестов» покинули двое осуждённых. Хитрость их плана заключалась в нестандартном подходе к «рывку» на свободу. Никто не рыл подкоп, не брал заложников. Народные умельцы склеили и раскрасили корочки адвокатских удостоверений. Переоделись поприличнее, как-то оторвались по дороге на прогулку и прошли через несколько проходных, уверенно предъявляя самодельные ксивы. За точность изложения не ручаюсь, но то, что подобный случай имел место, подтвердят многие.

На моей памяти сохранилась история ещё одного побега, но уже из автозака. Тогда подследственные аккуратно выломали пол и, пока машина стояла на светофоре, покинули душное пространство. Поймали. В личном деле каждого из подобных активистов появилась особая отметка «склонен к побегу», а учётную карточку пересекала по диагонали жирная красная полоса. Моя карточка весь срок осталась девственно чистой. Хватило ума не испытывать судьбу, хотя возможность уйти в бега имелась.

Наконец-то я вздохнул полной грудью чистый воздух «родной» колонии. Вернули меня уже с осенними дождями и слякотью. Вынужденная «командировка» принесла не только радость от смены впечатлений, а также огорчение. Моё место художника зоны оказалось занято. Мастерская, с любовью приведённая в порядок, имела скотский вид: краски, наполовину использованные, незакрыты; отмытые в керосине кисти разбросаны и засохли. Маленький транзисторный приёмник, приобретённый за два контейнера чая и спрятанный от дотошных контролёров, бесследно исчез. Трафареты и бумага испорчены. Руководил этим безобразием долговязый каторжанин, который был весьма далёк от художественного ремесла. Возможно, в младших классах школы он имел по рисованию «четвёрку», но не больше.

Я был понижен и остался в отряде на должности дневального, но при этом занимался привычным делом — художеством. Расписывал стены в ленинской комнате, выпускал стенгазету, писал молнии, какие-то лозунги, подписывал зековские бирки, что носились на правой стороне груди, также наносил через трафарет надписи на повязки и многое другое. Мне выделили каптёрку, где образовался маленький кружок «умелые руки». Когда в отряде было всё спокойно, я выводил на бумаге эскизы тату, другой зек переносил рисунок на кожу, а третий ровнял напильником заготовку ножа-выкидухи. Все при деле, срок идёт: родная, жди, папа, с мамой не горюй!

НЛО

Есть хотелось постоянно. Несмотря на запрет, мы прятали под одежду и выносили тайком из столовой куски хлеба. Вернулась бригада в отряд и перед разводом на работу успевают сидельцы чифирнуть с ломтем черняги, густо намазанным маргарином или джемом. Это, если осталось с выписки. Если нет — не беда, хлеб и так пожевать в радость! Зоновский продуктовый ларёк гостеприимно распахивал свои двери раз в месяц. На двадцать пять рублей с лицевого счета производилась отоварка или выписка по скупому, но необходимому перечню продуктов и предметов первой необходимости. Из еды: белый хлеб, конфеты, сырки, конечно-же, чай и ещё чего по мелочи. Остальное: курево, тетрадки, ручки, мыло, зубной порошок (паста запрещена).

Для удобства сидельцы объединялись в так называемые «семьи» (не подумайте плохого): несколько человек в складчину затоваривались продуктами и в течение месяца методично их уничтожали. Ритуал поглощения пищи проходил по вечерам, после работы. В проёме между шконками накрывался газетой табурет, на нём раскладывалась нехитрая снедь, заваривался чай. Помимо ларёчного набора, в ход шли передачи из дома, сухой торт, например. В отрядах водились дефициты (кофе, твердокопченая колбаса и т. д.). Понятно, приобретённые за наличные через контролёров или мастеров. Ну, а если очень надо, то можно втихаря бухнуть винца или чего покрепче — были бы денежки. На сытый желудок интересно посмотреть цветной телевизор. Бывали интересные истории, которые за колючей проволокой приобретали особый смысл. Однажды в международной панораме показывали какой-то сюжет, снятый в Нью-Йорке. Неожиданно бывший хозяйственник взволнованно воскликнул: