Следователь подробно расспросил, кто устроил блат, получал ли я деньги по ведомости? Я как на духу отвечал, глядя в глаза менту. Мол, устроил знакомый, зовут так и так, но он уехал на ПМЖ в Германию. Денег не получал, начальника отдела кадров видел однажды, когда увольнялся за месяц до приговора по своему делу, в ведомости не расписывался.
Милицейский чин вздохнул, не глядя на меня, бросил:
— Складно, Вадим Викторович, складно рассказываешь. Да, я другого и не ждал, ты своё уже получил и по этому делу проходишь лишь как свидетель. Да, и не один ты. Судить будут начальника отдела кадров, чтобы не обкрадывал государство! — Он посмотрел на меня и добавил. — Подтвердишь всё на суде и вернёшься к месту отбытия наказания. У меня к тебе претензий нет.
Он закурил и вызвал конвоира. Я вернулся в камеру, где, кроме меня, парился ещё один транзитный пассажир, но тому грозил пересуд и новый срок за какие-то грехи. Остальные соседи — не нюхавшие зоны малолетки, ждавшие этап. Затем возили на улицу Тобольскую, в районный суд. Присутствие в зале суда ограничилось несколькими минутами, зато в помещении временного содержания ждал сюрприз. Там я столкнулся с Лёней Майоровым, старинный приятель моему появлению был не так удивлён. И, понятно, ведь он единственный, кто ходил со мной на приговор и как-то поддерживал в те мрачные дни.
Мы разговорились, оказывается Лёня крепко «принял на грудь», что-то не поделил с женой и отдубасил её, а затем стал гонять соседей — классический пример беспримерной пьяной глупости, которой славится русский народ. У Лёньки уже была «ходка» по молодости, он не понаслышке знал зековский быт. Сейчас ждал, когда его отконвоируют в зал заседаний и решат дальнейшую судьбу.
Мы стали рассказывать друг другу о своём житьё-бытьё. Молоденький милиционер внимательно прислушивался к нашему разговору. Заметив такое внимание, я решил разыграть мента, — скучно, да и чего мне сейчас-то терять. Я подмигнул собеседнику и начал издалека.
— У нас тут такое ЧП было, не слышал?
— Нет…
— Ну, ты даёшь, кореш, слушай! Недавно подогнали с десяток пассажиров по статье за каннибализм. Пока те торчали в карантине, успели покусать отрядника и бугра. Ясный перец, закрыли их в БУР. — Лёня начал незаметно трястись от смеха, а у конвоира округлились глаза.
— Если бы только этим ограничилось. Ты представь, эти уроды-людоеды открыли камеру, набросились на цирика и сожрали!
— Так уж и сожрали? — Прервал меня Ленька.
— Представь себе. Но, и это не всё! Они вырвались на зону, а локалок нет, и давай рыскать по отрядам. Глаза красные горят, морды в крови измазаны, рычат и почти не говорят по-человечьи. Мы им орем: своих не трогайте, мы на тюремной диете, оттого невкусные. А вот менты — сладкие, их домашними пирожками откармливают.
— Вот это да! И чего дальше-то, ещё кого съели?
— А то! Выгнали их из отряда, а тут ДПНК с нарядом идёт выяснять, что случилось. А людоеды накинулись стаей. Офицера вмиг порешили и давай зубами рвать! Остальные дубаки убежали, завалить зверюг нечем, оружия в зоне не положено.
— И что?
— Вызывали спецназ, кое-как скрутили. Говорят, в «дурку» отправили…
Тут сержант не выдержал и вмешался.
— Чего-то ты не то несёшь, парень. Где такое видано, чтобы несколько людоедов беспредельничали?
— Начальник, ты что, новостей не смотришь? По телеку недавно показывали!
Тут он, конечно, мог меня подловить: в советское время жуткими новостями наш народ не баловали. Перестройка была ещё впереди, и демократический ветерок пока не дул. Мент испуганно поглядел на нас, покачал головой, поверил-таки, прикол удался! Попробуй сейчас, кого удиви, а тогда люди не были закалены тотальными бомбардировками сознания; а сейчас, чем страшнее новость, тем взахлёб она подаётся. А я, получается, развеялся и прокатился в город. Смена декораций, это маленькая отдушина в однообразном тюремном бытие.
В «Крестах» я провёл ещё месяца два. Про меня, видимо, забыли, а это уже нарушение инструкций ГУИНа. Осуждённый должен отбывать наказание в местах, определённых судом. В моём случае «крытка» стала дополнительным прессом. Тогда же я пережил открытое противостояние с одним блатным, натравившим на меня сокамерников. Если коротко, то увидел дешёвый ворюган на моей робе нитки от споротого «косяка». И попытался «кинуть предъяву», склоняя на свою сторону дурачков, не нюхавших зоны.
Тут придётся пояснить: «косяк» — это не только проступок на нынешнем новоязе. Так назывался нашивной лоскут материи, на котором белой краской написана должность зека или участие в самодеятельных организациях зоны. Они назывались секциями и организовывались в учреждениях с целью привлечь осуждённых к общественно-полезной работе. Самая ненавистная у «блатных» — CПП (секция правопорядка). В такие подбирались стукачи, карьеристы из бывших чиновников, держиморды из военных или откровенные лизоблюды и трусы. Они следили за порядком, докладывали о нарушениях, постукивали «куму» в оперчасть и на «красных» зонах являлись основной силой, на которую опиралась администрация.