Это было первое большое дело, которое Норико вела как судья. Обвиняемыми были совершенные юнцы. То, что они натворили, классифицировалось не как «оставление несовершеннолетнего в опасности», а как преступное намерение избавиться от ребенка, причем настолько жестокое, что его можно было трактовать как попытку преднамеренного убийства. Эти горе-родители морили ребенка голодом до тех пор, пока он совершенно не обессилел и даже не мог кричать, затем положили его в черный полиэтиленовый пакет и отнесли в мусорный ящик как раз в тот день, когда за мусором должна была приехать машина.
Соседка увидела, что черный пакет подозрительно шевелится, и открыла его. Она окликнула удалявшуюся парочку. Они ударили ее – и навесили на себя еще одну статью. После суда их отправили в тюрьму, но было непонятно, куда девать Сатору. Все родственники от ребенка отказались. Оставался единственный выход – отправить его в приют для новорожденных младенцев.
Это было какое-то бесконечное, безысходное дело. Норико смогла добиться вынесения сурового приговора юнцам, совершившим это жуткое злодеяние, но ничего не смогла сделать для облегчения участи невинного дитя. Именно сестра помогла Норико справиться с этим испытанием. Дело было очень громкое, и она следила за событиями с самого начала. «Прежде чем жениться, люди должны проходить проверку и получать разрешение! – возмущалась Норико. – Если бы все родители были такими, как ты, сестрица, и твой муж, то такие преступления были бы немыслимы!»
Произнеся эту фразу, Норико вдруг почувствовала, как по спине у нее поползли струйки холодного пота. После свадьбы сестры выяснилось, что та бесплодна. Родня мужа была вне себя от досады, нападки с их стороны больно ранили сестру, и в итоге муж отдалился от своей семьи, что, в общем, не принесло успокоения и не облегчило страданий.
Вскоре после этого сестра объявила Норико, что они с мужем хотят усыновить малыша. Это произошло как раз перед самой отправкой Сатору в приют.
– Ты сказала, что из нас получатся хорошие родители. Вот мы и решились, – со смехом сказала сестра. – Мы уже давно подумывали о том, чтобы взять приемного ребенка. Ты только немного ускорила процесс. И уж если брать кого-то, пусть он хотя бы будет связан с тобой. Ведь это ты вела дело.
Норико не нашлась что ответить.
– Но ведь семья твоего мужа молчать не будет. Он-то что говорит по этому поводу? – осторожно спросила Норико.
– Если муж не позволит, они не полезут. Он тоже сказал, что раз уж все так получилось, то хорошо, что ребенок будет вроде как «от тебя». – Сестра сухо рассмеялась. – Родственники и так бесконечно мучают вопросами, почему у нас нет детей, поэтому как захотим, так и сделаем…
– Родители по крови только дали тебе жизнь, Сатору. А твоими истинными отцом и матерью стали моя сестра с мужем. Поэтому я считаю своим долгом забрать тебя к себе, – еще раз повторила Норико. – Сатору, не нужно ни о чем беспокоиться! – Норико попыталась яснее выразить свою мысль, чтобы успокоить Сатору, однако от этого вылетевшее у нее слово «долг» стало еще жестче и казенней.
Сто раз правы ее родственники, которые постоянно твердили, что Норико следует думать, прежде чем говорить. И с Сатору она все сделала неправильно, с самого начала. Она рассказала ему то, что никогда не должна была говорить. «Вот поэтому ты и не можешь выйти замуж!» – подытожили родственники. И тут они тоже были совершенно правы. Когда Норико взяла к себе Сатору, у нее, вообще-то, был кавалер, но после этого они расстались. Ее ухажер был обижен тем, что она не посоветовалась с ним. В ответ на его упреки Норико отрезала, что Сатору – это ее племянник, а раз так, никакой необходимости советоваться нет. В этот момент лицо кавалера сделалось чужим и непроницаемым, и Норико поняла, что это конец отношениям. Видимо, и на сей раз она проявила чудовищную бестактность.
Для Норико всегда было проще иметь дело с законами, нежели пытаться постичь движения души собеседника.
Взять хотя бы кота Сатору, которого она отдала дальнему родственнику. Настолько дальнему, что Норико даже не воспринимала его как родственника. Однако при расставании этот человек взъерошил Сатору волосы и сказал: «Не беспокойся. У нас в семье все любят кошек, и мы будем очень заботиться о твоем коте!»
Сатору посмотрел на него сияющими глазами и кивнул. Ни разу со дня трагедии он не смотрел на Норико такими глазами.
Время от времени Сатору даже присылали фотографии кота. Но потом письма стали приходить все реже и реже, тем не менее на новогодней открытке непременно была напечатана фотография Хати и короткая приписка гласила: «Хати чувствует себя отлично!» Эти люди даже сочли необходимым уведомить Сатору, когда Хати попал под машину, и очень тепло приняли Сатору, когда тот приехал навестить могилу кота.