Хроники тихого охотника

Меня ослепляет солнце, так что я не сразу смог разглядеть хоть что-нибудь. Спустя секунд десять, я замечаю инверсионный след, а после и блеск от кабины самолёта. «Твою мать, малый гидроплан-разведчик! Но может он нас не заметил?! Нет сволочь – поворачивает на нас! Надо сбить его, пока он не понял, что мы не собираемся погружаться!» И в эту же секунду меня оглушает рёв двадцатипятимиллиметрового автомата. Пулемётчики пока молчат – прицельная дальность не позволяет им стрелять. В бинокль вижу, как трассерные снаряды проходят то выше, то ниже цели, как будто издеваясь над нами. А самолёт всё ближе и ближе к нам и, наконец, пулемётчики открывают огонь, но самолёту хоть бы что. Он уже пикирует на нас, и я с ужасом вижу на его крыльях подвешенные противолодочные бомбы. И тут он открывает огнь из своих двух пулемётов.

Инстинкт самосохранения приказывает сесть на корточки, закрывшись за более или менее бронированной рубкой, и тут слышу удары по корпусу (как будто в металлическую дверь швырнули горсть маленьких камешков), один из матросов падает, держась рукой за другую и истошно вопя. «Ранен», – только и успеваю подумать, как самолёт проходит над нами, задрав нос, уходя вверх.

И тут лодка содрогается от близкого взрыва, словно человека стегнули кнутом. Не знаю, если ли повреждения и ещё раненые, но знаю одно: СВОЮ ЛОДКУ Я УГРОБИТЬ НЕ ДАМ!

Быстро встаю и хватаю выпавший из рук матроса пулемёт, прижимаю его к плечу, навожу на самолёт и нажимаю на спусковой крючок. Мгэшка лягается, но выпускает короткую очередь, ко мне присоединяется зенитка и другой пулемёт. Стреляю, пока у меня не кончаются патроны в коробе, затем быстро наклонившись и взяв с пояса раненого матроса ещё один короб с патронами, перезаряжаю пулемёт. Ставлю на край ограждения и слежу за целью, вот он снова заходит на атаку и, наведя прицел на самолёт, нажимаю на спуск. А затем, как в замедленных кадрах кинохроники вижу, как пули высекают искры из корпуса вражеской машины, вижу взрыв под носом машины и как оттуда вскоре вырывается пламя, охватывающее весь нос самолёта. Затем наш стрелок стреляет уже по крылу машины и попадает! Вот правое крыло машины поглощает первый взрыв, второй и, наконец, оно отваливается, а сам самолет начинает заваливаться на него. Я инстинктивно сажусь, одновременно поднимая ствол пулемёта, продолжая стрелять. Вижу самолёт, пролетающий над нами метрах в пятидесяти, вскоре он падает, подняв столб воды в воздух. Стрелок продолжает стрелять по месту крушения, чтобы уж точно послать на дно эту летающую сволочь с обоями пилотами! «Я вроде бы видел две кабины… но не суть!» Свинство? Тут как посмотреть! В начале войны французская лодка «Murène», также сбила самолёт, оба пилота выжили, их подобрал эсминец и уже через три часа на лодку напали три других эсминца! Лодку они утопили, а командование выпустило директиву: «Избегать контактов с самолётами противника, при невозможности – сбивать их, а после открывать огонь по местам их падения для гарантированного уничтожения самолёта и его экипажа!» Так что мы поступили верно и с точки зрения командования, и с точки зрения самосохранения!

А дальше ничего не помню, пришёл в себя уже в ЦП, тупо смотрящим на стрелку манометра, и краем уха слышал голос шефа:

30 метров… 40 метров… 50 метров, рули на ноль!

Я тяжело выдыхаю, снимаю фуражку и несколько раз легонько бью кулаком в основание черепа, чтобы прийти в себя.

Доложить о повреждениях! – произношу команду, оглядывая отсек.

Во втором отсеке выбило пару лампочек, а так всё нормально! – отвечает Шеф, садясь на рундук и снимая фуражку.

Кригбаум, идём под водой два часа, после всплываем!

Яволь! – лаконично говорит он, вставая и подходя к посту глубины, где сидят двое матросов.

Киваю ему и поворачиваясь к Лёхе, сглатываю ком и говорю ему:

Старпом! Занесите в вахтенный журнал: «В 14:45 – атакованы самолётом. Самолёт сбит, повреждений нет, ранен один человек, погрузились для оценки ситуации!

Слушаюсь, капитан! – отвечает тот и идёт в отсек за журналом.

Штурман, изменить курс, идём ломаной линией час, после возвращаемся на прежний курс!

Есть! – отвечает Макс, не отрываясь от карты.

Надеваю фуражку и иду в НТО, там сразу же замечаю Остермана, осматривающего руку лежащего на откидной кушетке матроса.

Как он? – спрашиваю, вставая рядом.

Да ничего серьёзного! Осколок только срезал кожу и слегка проник внутрь, через неделю будет, как новенький!

Хорошо. Закончишь – возвращайся на пост и прослушай горизонт!

Цу бефель, гер калёйн! – отвечает он, заматывая раненому руку бинтом.

Выхожу из носового отсека и иду к себе, закрываюсь там, снимаю фуражку, кладу её на стол, туда же и Имперский крест, стаскиваю китель, бросаю его на стол, сажусь на кровать, откидывая назад голову. «Ну что, можем записать на свой счёт ещё один самолёт! Это получается… третий, да, да – третий! Первый был подобный гидросамолёт, а затем была та самая «Убийца подлодок» – «Каталина»…» Раздаётся стук в дверь, прерывающий мои мысли, и в каюту входит хирург, держа что-то в руках.