Трактирщица Кирен рассказывала жадно слушавшему ее мальчику много красивых легенд и преданий, которыми богата была ее память. Одним из метельных зимних вечеров, когда в камине ровно гудел огонь, а посетители разошлись уже по домам или снимаемым здесь же комнатам, она принялась рассказывать о поверье одного северного лесного племени, о котором слышала много лет назад. По вере того народа, убитый человек, за которого отомстили – в битве или нет, неважно – возрождался на земле, начинал новую жизнь.
Он ничего не знал о девушке по имени Эллинг, кроме того, что она была очень молода и красива и умерла на руках троих мальчишек из далекого от Торинода края. Но Элиа был из тех, кто многое
Она была смешливой, задорной, смелой. Наверняка кружила головы парням. Любила своих родителей. Никогда не допускала несправедливости.
И она умерла. На их с Кларенсом руках.
Не они в этом виноваты. Почему же тогда на душе скребут когтями злые горные кошки?
Он раньше не понимал
…Они шли вроде бы и неторопливо, но очень быстро, словно им помогала какая-то нечеловеческая сила. Ольг мысленно готовился к неминуемой предстоящей битве. Нет, не готовился. Просто прикидывал что и как будет делать, спокойно, невозмутимо. Отец когда-то рассказывал ему историю о людях, становящихся великими воинами именно потому, что запретили себе ненавидеть и убивать. Даже замышлять убийство. Ольг сомневался, что когда-нибудь станет на них похож. Он дико, до боли в груди ненавидел тех, кто вырезал до последнего человека маленькую деревню за неуплату какого-то там налога. Много ли можно было собрать с селения в двадцать домов? Ольг не знал. И знать не хотел. Он только хотел убить того человека, который забавы ради напал на людей, назвавших его таном –
Он хотел уничтожить их всех – двадцать человек, убивавшие детей и женщин. Он был прав. Точка.
Кларенс, шагающий сегодня еще более размашисто и неловко, чем обычно, молчал. В обычные, ничем не омраченные дни их странствий, он мог насвистывать нехитрые мелодии, горлопанить уличные песенки, но сейчас ему казалось кощунственным даже что-то говорить. Что-то останавливало его каждый раз, когда он хотел сказать хоть слово.
Зримая тишина.
Тишина, которую можно потрогать.
Страшная тишина.
И они сами ее создали.
Наверное, подумалось Кларенсу, на них, в этом странном состоянии, даже комар не сядет – побоится.
Спрашивать, каким образом они собираются исполнить эту свою клятву, данную умирающей Эллинг, было бессмысленно. Они и сами не знали.
В трактире было тихо. Кларенс достаточно видел трактиров в Келоне – хороших и не очень – чтобы знать, здешние хозяева переживают не лучшие времена. Занавески на окнах давно не стирали, соскобоченные столы едва протерты, а еда оставляла желать лучшего. И еще – они трое были единственными посетителями.
Мерзкое место для трактира.
Хозяин заведения, высокий худощавый мужчина с красными глазами застарелого любителя выпить, сам принес им еду и напитки. Кларенс никогда не видел худых трактирщиков. В Келоне он ненавидел их за толстые, покрытые испариной лица и запах еды, который исходил от их одежды. А здесь…ему почему-то было жаль этого истощенного человека.
– Так что мы будем делать?- хрипло спросил Элиа, после того, как они пообедали. Кларенс уже несколько раз замечал как высокий и обычно тихий голос мальчика срывается в хрип. Интересно, заметил ли это Ольг, погруженный в свои не очень-то веселые мысли?
– Я, пожалуй, поем еще этого рагу,- сказал он, стараясь хоть как-то оживить мрачное молчание. Ольг клевал нечто в своей тарелке с отсутствующим видом, и Кларенс просто увел его порцию,- Спасибо, друг.
– Что?- Ольг поднял голову и наткнулся на усмешку Элиа и Кларенса, сосредоточенно доедающего из его тарелки.
– Я говорю: "спасибо за добавку". Очень вкусно.
– На мой взгляд, отвратительная мерзость,- честно признался Ольг.