Хроники уходящего поколения

Светлов, не стесняясь, зарыдал в голос, как деревенская баба.

Финал понятен: три месяца Светлов не разговаривал с Никитой, раскрывая окружающим глаза на то, какой это негодяй.

Помирились они при очередном розыгрыше. А состоял он вот в чем. Молодому начинающему поэту позвонили якобы из администрации Москвы и сообщили, что такого-то числа, во столько-то на Москве-реке состоится спуск на воду нового судна, которому присвоено имя этого самого поэта. В заключение «чиновник» администрации добавил:

— Только не забудьте захватить с собой бутылку шампанского. Ведь надо что-то разбить о борт судна.

Ровно в назначенное время молодой поэт с бутылкой шампанского под мышкой был на набережной, где спускали на воду новый корабль, предназначенный для сбора мусора и всякой иной нечисти в акватории Москвы-реки. Поэта встретила бурными аплодисментами достаточно плотная группа творческой элиты столицы.

Рассказы о розыгрышах чередовались у Богословского с музыкальными номерами. Например, он садился за рояль и исполнял «Танец маленьких лебедей» так, как это сделал бы китаец, только что освоивший инструмент. Или наигрывал мелодию Танича «Черный кот», заставляя того петь. После чего с иронией высказывал надежду на то, что эта песня станет классикой советской эстрады. И последняя запомнившаяся история из череды розыгрышей Богословского. Приближался день рождения Сталина, когда объявляли лауреатов Сталинской премии. Богословский провел к этому моменту огромную подготовительную работу. Розыгрыш состоял в том, что известному писателю, который выступал в роли кандидата на престижную премию, «по секрету» сообщили, что комиссия сделала выбор в его пользу. Что 21 декабря в 12 часов по Москве об этом объявит по радио Левитан.

Хлебосольный писатель собрал в этот день за столом всех своих друзей и врагов по писательскому цеху. Мол, знай наших.

И вот после нескольких тостов за столом по радио заговорил заранее записанный на магнитофон, Левитан: «Сталинская премия за такой-то год присуждается такому-то (конечно, не хозяину застолья). А такому-то (следовала фамилия хозяина) — Х…

Участники застолья замерли, как в немой сцене из «Ревизора», глядя на одеревеневшего и посиневшего хозяина дома.

Последние минуты встречи были наполнены мелодиями Танича, многие из которых популярны и сегодня. Как тот же самый «Черный кот».

«Вечерний свет»

По программе обучения журналистов в высшей комсомольской школе нам запланировали просмотр спектакля «Вечерний свет» в Малом театре. Спектакля о журналистах, проникнутого пафосом социалистических идей, оптимизма. Спасали постановку только прекрасные актеры во главе с Весником.

После спектакля, когда зрители покинули зал, к первым рядам подошли некоторые актеры во главе с директором театра старшим Соломиным. Диалог не получался. Актеры и слушатели чувствовали соцзаказ, вторичность этой постановки. Особенно в те дни, когда на площадках столицы шли такие спектакли, как «Принцесса Турандот», «Гараж», «Человек из Сезуана», «Пугачев», «Старый новый год» — да мало ли ярких и честных спектаклей ставилось в столице.

Беседа с актерами заходила в тупик. И здесь огонь на себя взял молчавший до сих пор Весник. Обращаясь к нам и актерам, он тихим, хорошо поставленным актерским голосом, который слышался в самых дальних уголках зала, сказал:

— Вот вы все Леонид Ильич, Леонид Ильич… А скажите мне, кто видел Брежнева в каком-нибудь из театров? Да не ходит он в театры. Не знает, чем мы живем. А спектакль, поставленный нами, серенький, ничего не значащий, нужный товарищу нашему директору для отчета перед министерством культуры. Вот так. А теперь извините, устал. Пора домой.

И он вышел из зала.

На этом обсуждение закончилось. Труднее всего пришлось Соломину и заведующей нашим отделением Рубановой. Они, как и мы, знали правоту Весника, но должны были дать критическую оценку его выступлению. И, как честные люди, не могли. Иначе теряли авторитет. Один — среди актеров. Другая — среди молодых журналистов.

Шел 1975 год.

Восьмое марта

В том далеком уже семьдесят четвертом начало марта в Москве выдалось слякотным: подтаявший снег, перемешанный ногами многих тысяч людей и колесами тысяч машин, скорее напоминал кашу из жидкой грязи. Дома, в то время не такие яркие и броские, из глубины улиц казались бесконечными, серыми от мороси китайскими стенами. Водитель нашей черной «Волги» упрямо молчал, углубившись в свои мысли. А оттого на душе было мерзопакостно, несмотря на то, что день был праздничным — 8 Марта.

Мы, в тогда еще не таком плотном потоке машин, сравнительно быстро проехали по Старой Рязанке, Садовому Кольцу. Со Старого Арбата свернули в Театральный переулок и остановились у единственного подъезда то ли девяти, — то ли двенадцатиэтажной коробки дома из силикатного кирпича. Цель нашего приезда — доставить из дома в целости и сохранности на праздничный концерт в высшую комсомольскую школу, где я учился на факультете журналистики, известную актрису Маргариту Володину. Это было поручение парткома.