Его браслет не работал, и он понятия не имел, как долго блуждает внутри живого корабля. Ему казалось – не меньше года. Он брел по тускло светящимся клубкам коридоров, преодолевал перепонку за перепонкой, карабкался и скользил по пульсирующим желобам, уходящим в красную или темную высоту и глубину, попадал в залы один загадочнее и страшнее другого… В одном из залов, куда он сунул нос, за полупрозрачными стенами и потолком метались молнии; в другом, пустом и гулком, звучали голоса невидимых баньши, переговаривающихся на своем языке; в третьем шел дождь, и под тугими холодными струями метались крылатые твари размером с большеклювок. Десяток этих тварей с верещанием ринулись к Робби, он выскочил из «дождевого зала», как ошпаренный, поскользнулся – и поехал вниз по крутому полу, который секунду назад был совершенно ровным.
Спустя несколько кошмарных мгновений спуск закончился: Робби шлепнулся в темноте на что-то гладкое и пружинящее.
– Джо-осси-и! – завопил он. Кричать было страшно, но молча сидеть в кромешном мраке – еще страшней. – Мяушша-а!
Ему ответил только звон в ушах, такая тут царила тишина.
Робби встал и осторожно пошел во тьму, ведя рукой по скользкой стене. Он начал подумывать, не пустить ли в ход харсун, чтобы осветить путь, когда впереди что-то мелькнуло. Он кинулся туда, но на пятом шаге пол сделался скользким и затрясся, как желе.
– Ну что тебе от меня надо? – цепляясь за стену, крикнул Робби живому дому. – Я же тебе ничего плохого не делаю! Перестань!
Дрожь прекратилась, словно Ларсс прислушался к его словам. Робби снова зашагал вперед и вскоре вышел к месту, от которого разбегалось в стороны не меньше десятка ходов, светящихся разными цветами.
Мальчик остановился на перепутье, не зная, куда пойти. Его везенье молчало, не желая давать подсказок, и в конце концов он наобум выбрал оранжевый ход.
– А-а-а!!!
Все вокруг перекосилось и стало скручиваться, как будто пол, стены и потолок внезапно решили поменяться местами.
Робби швыряло, крутило, переворачивало вверх тормашками – и наконец выбросило обратно в то место, откуда он сунулся в коридор. Вслед ему вылетел выпавший из-за пояса харсун. Весь избитый, перепуганный до дрожи, он лежал, пытаясь отдышаться… И тут уловил тихий протяжный звук, исходивший прямо из пола. Робби прижался щекой к гладкой поверхности и услышал далекое, но внятное:
– Дабы возра-адовали-ись духи предко-ов!..
– Мяушша?!
«Я буду тебе петь», – сказала она. На Везухе Робби ни разу не слышал, чтобы Мяушша пела, но теперь сквозь путаницу переходов живого дома до него доносился знакомый тонкий голосок – Мяушша явно пела все, что в голову взбредет. От такого дикого воющего мотива учитель музыки Робби упал бы в обморок, но для Робби это была лучшая песня во Вселенной!
Он вскочил, забыв про страх, усталость и ушибы, подобрал харсун, сунул его за пояс и стал пробовать ход за ходом, прижимаясь ухом к стене.
– И мы захвати-им берши-и омри-исов… – услышал он в фиолетовом коридоре. – Дабы возрадовали-ись духи предко-ов, айваши-ин… И сменяе-ем их на-а капусты коча-ан!.. И на живы-ых шоколадных морских обезья-ан!.. И остави-им враго-ов без усо-ов! И хвосто-ов…
Робби побежал по фиолетовому ходу.
* * *
Очередной коридор закончился перепонкой, из-за которой доносилось вдохновенное пение Мяушши. Робби на последнем дыхании врезался в перепонку плечом, ворвался внутрь… И замер, словно оглушенный шаровой молнией «дир».
Он очутился в детской Дома на Везухе.
Вот продавленное кресло в углу, вот полки, уставленные всякими безделушками и старинными бумажными книгами, вот столик с квантовым моноблоком (только без иллюминатора над ним), вот знакомая двухъярусная деревянная кровать…
На нижнем месте лежал на боку Джосси, черная грива волос падала ему на лицо.
А между столом и кроватью распласталась на животе Мяушша, и ее полосатый хвостик, торчащий из прорези в коротких штанах, слегка подрагивал в такт протяжным руладам:
– И семна-адцать нитубов с уса-ами!..
– Мяушша!
Она вскочила, в мгновение ока очутилась рядом и засияла голубыми глазищами.
– Робби! Ты слышал, как я пела? Помогло? Помогло? Помогло?
Мяушшин нагрудник валялся на кресле, ее харсун висел в кольце на стене, она сняла сережки и была почти такой же, как раньше – ну подумаешь, подросла немного и надела штаны…
– Еще как помогло! Ты потрясающе пела, – ответил Робби и снова оглядел комнату.
Над кроватью, как и в той детской, были пришпилены рисунки на бумажных листах, только другие: улыбающаяся ма Нэн с поварешкой в руке, па Геф, растопыривший пальцы-инструменты, лопоухие мышарики над зарослями травострела, Джосси в крылолете, Робби верхом на тигрожути… И сама Мяушша со зверской рожицей и с харсуном в руках, из которого вырывался целый пучок молний. Рисовать у Мяушши получалось лучше, чем петь.
– Мяушш, откуда все это?
– Отовсюду! – раскинув руки, ответила тао ске.
Робби шагнул к полкам, снял первую попавшуюся книгу и прочитал на ветхой обложке: «Введение в квантовую теорию калибровочных полей».