Хроники всего мира: Время расцвета

Викки покормила дочь, поела сама и с уговорами впихнула в Эмму пару ложек похлёбки. Затем она перенесла посуду в мойку, освободила столовую дочке для домашней работы, подняла за плечи Эмму и увела её в спальню. Уложила соседку прямо на покрывало, набросила ей на плечи шаль, висевшую в изножье кровати. Села рядом.

– Расскажи… Тебе легче станет.

Эмма повернулась на бок, взяла с тумбы мятое письмо, протянула Виктории. Хубер достала из конверта половинку листа, побежала глазами по чернильным буквам:

С огромной болью сообщаю, что твой брат Клаус погиб 20 августа в боях под Гумбинненом. Сначала нам принесли письмо от его сослуживца Шульце, а вечером того же дня доставили сообщение от командования. Шульце написал, что Клаус погиб как герой, и нашего мальчика похоронили на городском кладбище Гумбиннена, что на улице Мельбека. Если Господь будет к нам благосклонен, я навещу после войны его могилу. Мама совсем не плачет, и меня это пугает. Мальчики шокированы. Пока не знаю когда, но мы проведём похоронную службу здесь и поставим Клаусу памятный камень, чтобы нам было, где горевать. Будь сильной. Папа.

Слегка дрожащей рукой Виктория аккуратно сложила лист, заправила его обратно в конверт и вернула на тумбу. Она зачем-то пригладила свои тёмные волосы, и без того идеально стянутые в узел, погладила Эмму по руке, встала и поцеловала её в лоб:

– Поспи.

Тихо закрыв за собой дверь, Викки какое-то время постояла в коридоре между комнат, повторяя едва слышно «Проклятая война. Проклятая война. Проклятая война», затем тихо спустилась в столовую, где занималась Фанни, и села рядом за стол.

– Доченька, – Викки накрыла рукой детскую ладошку, – у тёти Эммы большое горе, на фронте погиб её брат. Она будет дома до понедельника. Ты сможешь после школы присмотреть за ней, сделать бутербродов и разогреть чайник? Если она будет плакать, налей половину чашки воды и добавь десять вот этих капель, – Викки вышла в кухню, открыла навесной шкафчик с аптечными средствами, достала какую-то мензурку коричневого стекла и показала в проём дочери. – Видишь? Они тут одни в такой бутылочке. Стульчик подставишь и дотянешься, хорошо? Если тётя Эмма будет спать, то не буди её. Это ничего страшного, если она будет у себя в комнате, ей нужно побыть одной. – Виктория снова присела рядом. – Не пугайся ничего и не прячься. Если тёте Эмме будет совсем плохо, подойди и обними её, хорошо? Ты у меня совсем уже взрослая, поможешь?

Девочка улыбнулась грустно, совсем по-матерински:

– Конечно, я справлюсь, мамочка.

Хубер наклонилась и крепко-крепко обняла хрупкое детское тельце.

* * *

Рабочий телефон Эмма услыхала ещё в коридоре. Он разрывался, наверное, минуты две, пока она добежала до приёмной. В кабинете Цеппелина было пусто, помощница прижала машинописные папки покрепче к туловищу и второй рукой сняла трубку:

– Фридрихсхафен, кабинет графа Цеппелина.

– Здравствуйте, фройляйн Остерман. Это Александр Бауманн. Подскажите, граф на месте?

Эмма приподняла ногой сползающие папки:

– Был в здании. Наверное, вышел к конструкторам. Подождите, я схожу за ним.

– Благодарю, – щёлкнула сухо трубка.

Секретарь положила рожок на консоль, дурацкие папки водрузила себе на стол и вышла обратно в коридор. Как она и думала, в конструкторском бюро из толчеи инженеров и дизайнеров слышался знакомый голос:

– Какая полезная нагрузка?

– Семь тысяч, – ответил кто-то.

– Мало, – резко оборвал Цеппелин, – нужно увеличить до десяти тонн. На одну толковую бомбардировку экипажу нужно взять минимум тонну снарядов.

От этих слов Эмме скрутило живот, она вскинула руку:

– Шеф!

Тот поднял сердитое лицо:

– Господин Бауманн из Готы телефонирует.

Морщины сразу разгладились, Цеппелин одобрительно кивнул:

– Иду, – обернулся к разработчикам, – добавляйте!

В кабинете граф взял трубку, сразу стал сыпать вопросами. Эмма прикрыла за начальником дверь, слушать военные термины ей сейчас было тяжело. Она знала, что в Готе под управлением Бауманна разрабатывают концепт гигантского бомбардировщика с размахом крыльев больше сорока метров. Привыкшая к огромным размерам дирижаблей, она не понимала восторгов по поводу самолёта. Ей хотелось бы, чтобы граф строил корабли для гражданской авиации, а не армии. Однако выбора у неё никакого не было – однажды она решила быть с этим человеком и теперь шла за своим сподвижником и учителем куда-то в грозу, хотя больше всего ей хотелось забиться в пещеру.