Хроники всего мира: Время расцвета

Дверь кабинета распахнулась, Цеппелин стремительно приблизился к секретарскому столу:

– Александр сказал, что отправил документацию на самолёт. Давайте! – он протянул руку и пару раз сжал пальцы в призывном жесте.

– Пока ничего не передавали, ни с нарочным, ни с почты, – Эмма от обиды немного свела брови к переносице. Конечно, она бы первым делом занесла пакет.

– Чёрти что творится, – закипятился шеф, – везде бардак.

Граф развернулся, начал крутиться по приёмной.

– Почему папки до сих пор не разобрали? Разнести по службам, вы же знаете, что дело срочное!

Эмма моментально закаменела лицом, как всегда бывало в моменты несправедливости.

– Порядок выдачи документов никто не менял. Конечно, я сейчас всё разнесу.

Шеф метался по крохотной келье, занимая собой всё свободное пространство.

– Неужели сами не могли догадаться, Эмма?! И бога ради, поприветливее сделайте лицо! Невозможно работать!

Он ворвался в рабочий кабинет, дверь за ним грохнула. С начала войны граф стал жёстче и требовательнее. Теперь он почти никогда не называл помощницу фройляйн Эмфольг. Она понимала, что на него давят и с него требуют. Но простить ему такое отношение не могла. Впрочем, и уйти от графа она тоже не могла, потому что несмотря на его невозможный характер она была предана даже такому шефу: сердитому, несправедливому, вспыльчивому.

Помощница вынула из стеллажа неразобранные папки с документацией, прижала их покрепче к туловищу, отчего сразу заныли шрамы от ожогов на теле, и пошла по длинному коридору, заходя в службы и отделения, чтобы уменьшить стопку ещё на один бумажный кирпичик.

Едва она вернулась в приёмную, зашёл почтальон. Эмма тут же достала из гардероба большую бельевую корзину, в которую они ссыпали письма и бандероли из холщового мешка с гербом. Отдельно под мышкой почтальон держал крепкий пакет в коричневой бумаге, плотно перемотанный бичевой.

– Это заказное.

Эмма глянула на обратный адрес: Гота. Вот из-за чего сыр-бор. Она быстро расписалась в квитанции, кивнула на прощанье служащему и быстро разрезала верёвки, сдёрнула упаковку. Переложила всю документацию в толстую папку коричневой кожи с шильдом «К ознакомлению», вышла из-за стола, коротко стукнула в дверь и зашла к графу. Тот стремительно, брызгая чернилами, что-то записывал, перечёркивал, правил, отводил стрелки к предложению выше, выносил сноски на поля – работал.

– Прибыло от Бауманна, шеф, – положила папку на ближний край стола.

Тот лишь кивнул. Эмма вернулась в приёмную и стала разбирать из корзины почту. Она просматривала её первой, чтобы рассортировать письма, предназначенные для Цеппелина. Сегодня в корзине нашлось и ещё одно письмо для неё, но, слава богу, штемпель был не шторковский, а кёльнский. Эмма скользнула ножом вдоль конверта и достала лист.

Здравствуй, Эмхен! Соболезную твоему горю и надеюсь, что ты справляешься. Твой брат был героем, и нам лишь остаётся быть достойными их памяти.