На рассвете 17-го числа я посетил поле боя. Могли ли помыслить генералы Грант, Ли и Шерман, что потомки переплюнут результаты битвы при Геттисберге в разы? Всё поле боя было усеяно трупами, наваленными друг на друга так, что невозможно было ходить не спотыкаясь. Казалось, я оказался в аду. В один момент, проходя по трупам, меня схватила чья-то рука. Перепугался и упал, а из-под мёртвых тел вылез получивший пару пуль в корпус солдат «северян», весь в крови, саже и грязи. Он хрипел, пытаясь орать от пережитого днём ранее ужаса, не мог связать вместе и пары слов, так как еле дышал. Оглядывался вокруг с натуральным взглядом бешеной собаки, потеряв, казалось, последние остатки человеческого разума. Но это только на первый взгляд. Он видел шевроны и понял, что оказался в плену. И ничего лучше в голову не пришло этому бедолаге, чем достать из подсумка гранату и выдернуть чеку. Но не успел. Меткий выстрел полковника Фицджеральда из револьвера мигом оборвал жизнь этого несчастного парня, павшего навзничь с алой дырой вол лбу и дуплом диаметром с яблоко на выходе. На лице его более не было ничего, кроме удовлетворения, что для него всё, наконец, закончилось. То, что пережить и врагу не пожелаешь.
Земля, изредка проступавшая из-под усеянных трупов, казалось, до сих пор была раскалена от снарядов, ракет и бомб. По некоторым участкам ходить было просто опасно, потому что то и дело через каждые несколько сантиметров в чернозёме зияли обуглившиеся куски металла, острые, как бритва. Со стороны «южан» в тот день было выпущено столько снарядов, что для их транспортировки понадобилось около тысячи вагонов. Последние запасы, бывшие в наличие у «южан». План их был крайне прост: создать перед противником стену огня, через которую он не решится пройти, но у тех не было других вариантов. Убери трупы и сгоревшую технику, и наверняка увидишь лунный ландшафт, до такой степени эта бедная земля была перепахана. Бой происходил на нескольких огромных полях, через которые проходили шоссейные трассы, ведущие к городу. По бокам располагались леса, которые «южане» жгли напалмом, дабы у противника не осталось никаких вариантов, кроме как лезть по открытой местности. Только бы вы видели… Ещё вчера зелёные, стройные, высокие, красивые ели, сосны, липы, секвойи и дубы теперь представляли собой натуру для съёмок фильма в жанре пост-апокалипсис. И зря боялись угрозы вулкана Йеллоустоун или астероида Апофиз футурологи и голливудские сценаристы. Человек и сам отлично справился, уничтожая не только себе подобных, но и всё вокруг. Лишённый милосердия и сострадания, с упоением сжигавший древние леса ради победы над врагом, а по сути победы смерти над жизнью.
К полудню подсчитали примерные потери за вчерашний день. Двести девяносто четыре тысячи человек, в два раза больше раненых и около 1800 единиц техники. То есть за один день американцы понесли потери по численности примерно равные тем, что им нанесли страны оси во вторую мировую. И если есть жизнь по ту сторону, то пусть неупокоенные души забросают проклятьями тех, кто начал эту беспощадную войну. Надеюсь, они перестанут спокойно спать, есть, пить, получать удовольствие от жизни. За то, что я здесь увидел в тот день, они заслужили такую участь. Вне всяких сомнений.
После обеда дивизию перебросили к мостам через Саскуэханну. Задача была только охранять переправы, так как смысла вступать в бой уже не было. «Северяне» были плотно окружены, лишены всяческой поддержки, а северная группировка неплохо справлялась с задачей по зачистке города. Да и навоевать особенно дивизия Харриса была не способна, потеряв за вчерашний день шестьдесят процентов личного состава. Но без работы бойцы не остались, хоть и валились с ног от истощения. Отчаявшиеся янки, словно пауки в банке, пытались найти выход наружу из кипящего котла, внутри которого они оказались, понимая, что более нет никакого смысла оборонять Гаррисберг. И не придумали ничего лучше (более оптимальных вариантов на самом деле и не было), кроме как атаковать позиции противника по мостам. И я их прекрасно понимаю. Ведь кипящий котёл, это было не сравнение. Все мы помним и Дрезден и Ракку, но я даже представить не мог, что ради победы можно сравнять с землёй один из городов на своей территории, притом таких красивых и больших. Объёмно-детонирующие, бетонобойные и фугасные бомбы, осколочные и зажигательные снаряды и ракеты – пошло в ход всё, что только было можно и осталось в наличии, превращая Гаррисберг в геену огненную, только вот истинно ли грешны души тех, кто там в тот день горел? Жар чувствовался даже здесь, с другой стороны переправы. Казалось, вода в реке кипит. То и дело мы зарывались всё глубже в землю, как кроты, укрываясь от очередной взрывной волны. Городская администрация, например, была просто снесена до основания от взрыва «Мамы всех бомб», сброшенной в паре метров от здания.