Хроники Второй Гражданской Войны в США

Я, как влитая в постамент статуя, продолжил стоять на месте, лишь бы он не тронул Наташу. Ноги тряслись от страха, душа ушла в пятки, дыхание и пульс участились, зрачки расширились. Я не мог молвить ни слова, даже двинуть пальцами на руке. Голова окончательно отключилась. Не думал ни о чём, только с дикими от ужаса глазами глядел в отверстие ствола пистолета, в любую секунду ожидая выстрела. Наташа обхватила меня сзади.

Та, как и в случае с армянином, не сдрейфила. Лишь её действия спасли нам жизнь в тот момент. Хотя, останься бы она на месте, перед тем, как на пленников наставили стволы автоматов, и не пришлось бы мне сейчас стоять напротив человека, что был полон решимости застрелить меня к чёртовой матери.

– Спасите, помогите! – Начала кричать она на английском как можно громче.

– Заткнись! – Орал командир нацистов.

– Командир, у нас проблемы… – Правильно заметил один из его подчинённых. Правда, и их лидер был не тупой. При всём желании нас застрелить, он видел тёмно-синие бронежилеты с надписью «Press». Именно это связывало ему руки. За убийство пленных, быть может, не накажут. Можно сказать, что сбежать пытались. А вот журналисты-иностранцы… Это уже совсем другой разговор.

Наташины крики не прошли даром. Спустя минуту, на месте появилась военная полиция: офицер и четверо солдат.

– Что происходит?! – рявкнул он. Нацисты опустили автоматы.

– Они пытались… – Начал, было, я, но офицер перебил.

– Я не тебя спрашиваю! – И грозно взглянул на командира нацистов. Тот опустил пистолет. Я перевёл дух.

– Мы… – Он замялся.

– Они хотели расстрелять пленников! – Выдавила из себя Наташа, хоть и сама с трудом могла говорить. Дыхание спёрло от волнения. В горле першило после отчаянных криков о помощи.

Офицер отвёл глаза в её сторону, потом снова взглянул на нациста:

– Это правда?!

– Сэр, да, сэр! – Отвечал он, понимая, что врать бесполезно.

Солдаты встали на защиту пленников. Один из нацистов не выдержал:

– Если вы сейчас не отойдёте, – и попытался прорваться сквозь оцепление. Его оттолкнули. Тот повалился на землю.

– Эй! Какого чёрта! Не трогайте наших! – Послышались выкрики со стороны остальных. Они попытались помочь своему товарищу встать, но солдаты оттеснили их прикладами назад.

Офицер обратился к своим:

– Уведите пленников и отправьте в лагерь.

– Сэр, да, сэр! – Ответил один из них. Потом повернулся к пленным, – встать!

Те повиновались.

– Идём!

Солдаты увели пленных. Остались только мы с Наташей, офицер и нацисты.

– Уходите. – Вдруг произнёс офицер, обращаясь к нацистам.

– Что?! – Возмущённо воскликнула Наталья, – они только что чуть не убили пленников! Это противоречит всем нормам международного права и конвенции красного креста о военнопленных!

Офицер махнул головой. Нацисты нехотя собрались и ушли восвояси.

– Как представитель прессы, могу вас заверить, что ваши действия не останутся безнаказанными! У вас в законе о военном положении, в уставе чётко прописано, как наказывать за такие проступки (даже попытки расстрелять пленных без санкции военного трибунала карались расстрелом)! Вы не можете…

– А давай я расстреляю всех виновных. Кто будет тогда сражаться?! – спросил офицер. Мы промолчали, – уходите…

– Но вы не можете просто так взять и отпустить их. Это…

– Помолчи! – Одёрнул я Наталью.

– Ты их защищаешь?! Этот урод только что пытался тебя убить!

Офицер прервал спор:

– Я могу рассчитывать на ваше молчание, сэр? – обратился он ко мне.

– Да. – Ответил я.

– Что? Какого чёрта, Юр?! Зачем ты их защищаешь?

Офицер под шумок покинул нас.

– Я не защищаю, просто…

Далее последовал сложный разговор, если его так можно было назвать. Это больше было руганью, нежели спором, дискуссией, диспутом, дебатами. Теперь у Наташи были все карты на руках. Она поливала меня моими собственными помоями, как могла. Я же впервые за долгое время не мог ответить ни слова. Ведь каждый тезис, брошенный мной, в ответ превращался в оружие, способное удавить меня за долю секунды.

– Но ведь не все они нацисты! Ты со мной уже месяц здесь!

– Ты слепой?! Сначала эти религиозные фанатики, теперь это… Поверить не могу, что ты за них. Они только что тебя не убили, а ты готов в позу встать, лишь бы не грохнули! Где твоя гордость, мужик?! А?!

Спустя минут пятнадцать мне кое-как удалось утихомирить Наташу. Если я понимал произошедшее только отчасти, то она не желала и не могла вникнуть в суть происходящих здесь событий. У неё всё было просто. Эти хорошие, эти плохие. А произошедшее из ряда вон выходящее происшествие стало неопровержимым доказательством для неё моей проплаченности, как журналиста, и морального уродства.