– В полдень состоится казнь Уннаса Тройстена, самозванца, называющего себя волшебником Файолеаны, и казнь сказок!
В центре площади возвышался массивный эшафот, который было видно отовсюду. С одной стороны на нём стояла плаха, а с другой – огромная чаша, наполненная серебряной водой. Она клубилась и снизу казалась дымящейся. Напротив эшафота поднимались трибуны для знатных зрителей. Всё свободное пространство вокруг помоста и трибун было заполнено народом. Некоторые даже забрались на фонари и на крыши ближайших домов.
Трибуны тоже были уже почти заполнены. Приехал Беласко, а потом со стороны дворца раздался крик:
– Дорогу королеве! – И на площадь въехала роскошная позолоченная карета. Меигет с фрейлинами поднялась на центральное сиденье.
Часы на ратуше пробили полдень.
Подъехала повозка, и на помост вывели Уннаса в белой рубашке. Цепей на нём не было, так что он легко поднялся по лесенке и посмотрел на плаху, палача в маске, огромную секиру, на зрителей и на город спокойно и даже как будто с интересом. Толпа ахнула, раздались выкрики «Это же наш волшебник!», «Нельзя казнить волшебника!».
Меигет недовольно хмыкнула. На эшафот поднялся королевский глашатай и зачитал обвинения против Уннаса. Главное из них состояло в том, что Уннас не соглашался отказаться от своей запрещённой сказки и от других сказок.
– «Если осуждённый желает сохранить себе жизнь, – продолжал глашатай, – её величество королева Файолеаны и её сказок Меигет I позволяет ему просить о помиловании!»
Глашатай вопросительно взглянул на Уннаса, но тот с печальной улыбкой ответил:
– Нет…
Палач взялся за рукоять своей секиры, когда с другого конца площади раздался звучный крик:
– Дорогу королеве!
Меигет с ужасом посмотрела туда.
Толпа расступилась, и раздался всеобщий восхищённый вздох: на красивых белых лошадях на площадь въехали королева Гвенлиор, Эймер, Эльта, Яник и Олле Верус. Потом налетел сильный порыв ледяного ветра, и на эшафоте появился Каус. Изящно поклонившись Уннасу, он подал ему руку и свёл с эшафота.
Оказавшись перед королевой Гвенлиор, Уннас с поклоном произнёс:
– Ваше величество! Как я счастлив!
– Думаешь, ты победила, Гвенлиор? – вдруг раздался голос Меигет, и над площадью повисла тишина. – Нет, ты опоздала. Я сейчас уничтожу все сказки Острова! Уничтожу, и тебе нечем будет править!
– Но я никогда не пыталась править сказками… – тихо отозвалась Гвенлиор.
Меигет сделала знак палачу, он взял огромный свиток, мелко исписанный названиями сказок, и поднёс его к чаше.
– Серебряная вода уничтожает любые сказки, – сказала Меигет. – Так попрощайтесь с ними навсегда!
Палач опустил свиток в чашу.
Люди затаили дыхание. Все ждали, что свиток сейчас превратится во что-нибудь или просто исчезнет – но с ним ровным счётом ничего не произошло.
Меигет что-то шёпотом спросила у Беласко – тот пожал плечами.
– Можете не стараться, – сказал Эймер. – Власть над серебряной водой теперь принадлежит мне, и я изменил её свойства.
Беласко вдруг встал со своего места, протолкался к выходу, вскочил на чёрного коня и поскакал к лесу – люди едва успели расступиться перед ним.
– Стойте, там же открытый осколок! – крикнул Эймер, но Беласко даже не обернулся на эти слова и умчался прочь.
Меигет встала и произнесла:
– Я тоже ухожу. Или ты намерена меня арестовать и казнить?
Гвенлиор медлила с ответом. Уннас Тройстен что-то тихо сказал ей, она кивнула и произнесла:
– Будь ты на моём месте, ты бы казнила… А я не буду. Отец не одобрил бы этого. Ты хотела уничтожить чужие сказки, потому что потеряла свою, – так постарайся её найти.
– Я не желаю слушать твои нравоучения, – сказала Меигет. – Я ухожу. И очень прошу вас всех не искать мой осколок… Кто со мной?
Фрейлины переглянулись, Истериция и Плакация заплакали, а Каприция и Сплетиция лишились чувств. С Меигет согласились уйти только её горничная и слуга, который в конце весны привёз Эльту и Яника на Остров.
В полном молчании Меигет со своими слугами покинула площадь.
– Не опасно ли вот так отпускать её? – тихо спросил Каус у Эймера.
– Нет, – покачал головой тот. – Эта сказка уже закончилась.
– Всё-таки прослежу за ней, – решил Каус, превратился в ледяной вихрь и улетел.
После исчезновения Меигет и Беласко палач с помощниками тоже куда-то скрылся, и народ устроил праздник. Люди носили Уннаса Тройстена на руках, стремились пожать руку Эймеру или хотя бы взглянуть на него поближе и восхваляли королеву.
Каус вернулся только вечером. Он влетел во дворец через открытое окно, напугав слуг и фрейлин, разыскал Эймера и только тогда приобрёл человеческий облик.
– Ну что? – спросил Эймер.
– Меигет ушла в свой осколок и закрылась изнутри. А Беласко угодил в тот самый обломок, который мы с тобой забыли закрыть…
– Он же погибнет! – нахмурился Эймер.
– Не думаю, – помотал головой Каус. – Там поблизости осколок с разбойниками – они быстро найдут друг друга… Да, забыл тебе сказать: я оба осколка немного сдвинул. На всякий случай.
– Зачем?