Вокруг него раздавались теперь зловещие шепотки, вкрадчивые, шипящие. Он огляделся по сторонам, но ничего не увидел из-за стены света. Шепот становился громче, перерастая в бормотание, а бормотание сменилось голосами, голоса превратились в рев, и рев этот сливался в одноединственное слово, несшееся из тысячи глоток.
– Гранбретань! Гранбретань! Гранбретань!
А потом упала тишина.
– Хватит! – раздался голос графа Брасса. – Заканчивайте уже!
И тут же графа Брасса тоже залил такой же странный свет.
– А вот и второй! – объявил голос Калана. – Наши верные соратники! Взгляните на него и преисполнитесь ненависти, ибо это граф Брасс. Без его помощи Хоукмун никогда не сумел бы уничтожить всё, что мы любим. Они предавали, крали, малодушно умоляли о помощи сильных мира сего и думали, что смогут уничтожить Темную Империю. Однако Темную Империю невозможно уничтожить. Скоро она станет сильнее и величественнее прежней. Вот тебе, граф Брасс!
И Хоукмун увидел, как белый свет, объявший графа Брасса, приобрел диковинный синий оттенок, доспех графа Брасса тоже засветился синим, а сам граф Брасс руками в латных перчатках схватился за голову в шлеме, рот его раскрылся, и он закричал от боли.
– Прекратите! – выкрикнул Хоукмун. – Зачем его мучить?
Голос лорда Тарагорма ответил где-то рядом, негромкий и довольный:
– Хоукмун, ты наверняка и сам понимаешь зачем.
Тут вспыхнули факелы, и Хоукмун увидел, что они действительно находятся в огромной пещере. Они впятером – граф Брасс, лорд Тарагорм, оба стражника и он сам – стояли на вершине зиккурата, возведенного в центре пещеры, а барон Калан в пирамиде парил у них над головами.
А под ними столпилось не меньше тысячи человек в масках, пародировавших зверей, с головами свиней, волков, медведей и стервятников: они наседали друг на друга и взволнованно орали, глядя, как граф Брасс, крича от боли, падает на колени, по-прежнему охваченный жутким синим пламенем.
В неровном сиянии факелов проявлялись росписи и резьба на стенах, и барельефы обилием непристойных деталей доказывали, что их авторами были подлинные слуги Темной Империи. Хоукмун понял, что они наверняка в настоящей Лондре, вероятно, в какой-то подземной пещере, скрытой глубоко под фундаментами домов.
Он хотел было подойти к графу Брассу, однако его не пускала светящаяся стена, оградившая его.
– Пытайте
И снова прозвучал негромкий, насмешливый голос Тарагорма:
– Так мы и мучаем тебя, Хоукмун, разве не так?
– Вот он, тот, кто привел нас на край гибели! – звучал сверху голос Калана. – Вот тот, кто, возгордившись, решил, будто уничтожил нас. Но это мы уничтожим его. И с его гибелью ничто больше не станет удерживать нас. Мы еще покажем себя, мы начнем завоевывать! Мертвые вернутся и поведут нас вперед, король Хуон…
– Король Хуон! – проревела толпа масок.
– Барон Мелиадус! – выкрикнул Калан.
– Барон Мелиадус! – проревела толпа.
– Шенегар Тротт, граф Сассекский!
– Шенегар Тротт!
– И все герои и полубоги Гранбретани вернутся!
– Все! Все!
– Да, все они вернутся. И они отомстят этому миру!
– Месть! Месть!
– Звери Гранбретани отомстят!
И вдруг толпа снова умолкла.
И снова граф Брасс закричал, попытался подняться с колен, захлопал руками по телу, сбивая синее пламя, терзавшее его.
Хоукмун видел, что граф Брасс обливается потом, глаза у него лихорадочно горят, губы кривятся.
– Прекратите! – выкрикнул он. Он пытался прорваться сквозь стену света, удерживавшую его, но у него снова ничего не получилось. – Прекратите!
А твари внизу хохотали. Свиньи визжали, собаки скалили зубы, волки гавкали, а насекомые шипели. Они смеялись, наблюдая, как граф Брасс корчится от боли, а его товарищ страдает от собственной беспомощности.
И Хоукмун понял, что они с графом Брассом участвуют в ритуале, ритуале, который был обещан этим тварям в масках за их верность нераскаявшимся лордам Темной Империи.
Но к чему ведет этот ритуал?
Он начинал догадываться.
Граф Брасс катался по площадке наверху зиккурата, едва не срываясь вниз. Однако каждый раз, когда он оказывался на краю, какая-то сила возвращала его в центр. Синее пламя пожирало его нервы, и его крики становились всё громче и громче. От боли он растерял всё достоинство, всю свою личность.
Хоукмун рыдал, умоляя Калана и Тарагорма прекратить.
Наконец всё кончилось. Граф Брасс с трудом поднялся на трясущиеся ноги. Синее пламя сделалось белым, а потом и белый огонь померк. Лицо графа Брасса было напряжено, губы в крови. В глазах застыл ужас.
– Может, сам себя убьешь, Хоукмун, чтобы прекратить страдания друга? – раздался рядом с герцогом Кёльнским насмешливый голос Тарагорма. – Сделаешь это сам?
– Так вот, значит, какой выбор. Неужели вы заглянули в будущее и увидели, что ваше дело увенчается успехом, если я совершу самоубийство?
– Это увеличит наши шансы на успех. Было бы лучше, если бы граф Брасс тебя убил, но если он не станет этого делать… – Тарагорм пожал плечами. – Тогда лучше, чтобы это сделал ты сам.