Хоукмун загнал острие меча в прорезь для глаз в шлеме одного из солдат-Богомолов. Выдернул меч и вонзил его в шею второго противника с такой силой, что пробил металл доспеха и перерезал яремную вену. И вот теперь он устремился на подмогу графу Брассу.
– Граф Брасс! – выкрикивал он. – Граф Брасс!
Калан наверху заходился в паническом вопле.
– Ветер! – кричал он. – Ветер времени!
Однако Хоукмун не обращал на него внимания. Он стремился лишь к тому, чтобы оказаться рядом с другом и умереть рядом с другом, если потребуется.
Но ветер между тем задувал всё сильнее. Он толкал Хоукмуна. И тот понял, что едва может двигаться против ветра. Люди в звериных масках отступали, скатывались с зиккурата, потому что ветер сбивал с ног и их тоже.
Хоукмун видел, как граф Брасс размахивает палашом, сжимая его обеими руками. Доспех графа по-прежнему сверкал, подобно солнцу. Он стоял, упираясь ногами в груду уже поверженных врагов, и хохотал во весь голос, пока звериные маски продолжали наседать на него, размахивая мечами, пиками и копьями, однако его клинок поднимался и падал так же размеренно, как маятник на часах Тарагорма.
И Хоукмун тоже хохотал. Отличный способ умереть, если им суждено умереть. Он старался прорваться к графу Брассу, сражаясь с ветром и недоумевая, откуда тот взялся.
Но в следующий момент порыв подхватил его. Он сопротивлялся, но зиккурат уже был внизу и становился всё меньше и меньше, и фигура графа Брасса сделалась такой крошечной, едва различимой, а белая пирамида Калана, кажется, разлетелась вдребезги, когда Хоукмун проносился мимо, и Калан завизжал, падая вниз, в гущу сражения.
Хоукмун пытался понять, что же держит его в воздухе. Однако не увидел ничего. Только ветер.
Как там его называл Калан? Ветер времени?
Это что же, убив Тарагорма, они выпустили на волю некие силы пространства и времени, возможно, породили хаос, вплотную подступивший к ним из-за экспериментов Калана и Тарагорма?
Хаос. Неужели его унесет в вечность этот ветер времени?
Но нет, его лишь вынесло из пещеры, и он оказался в Лондре. Только это была не новая, перестроенная Лондра. Перед ним лежала Лондра прежних угрюмых времен: безумные башни и минареты, украшенные купола поднимались по берегам кроваво-красной реки Тейм. Ветер закинул его в прошлое. Мимо с клацаньем крыльев пронесся узорчатый орнитоптер. Кажется, в Лондре что-то происходит. К чему готовятся ее обитатели?
И тут сцена снова переменилась.
Хоукмун снова смотрел на Лондру. Но теперь город был охвачен сражением. Взрывы. Пламя. Крики умирающих. Он узнал место и время. То кипела битва за Лондру.
Он начал резко снижаться. Он падал всё ниже и ниже, с трудом соображая и едва понимая, кто он такой.
И потом он сделался Дорианом Хоукмуном, герцогом Кёльнским, в сверкающем зеркальном шлеме на голове, с Мечом Рассвета в руке, с Красным Амулетом на шее и с Черным Камнем, вставленным в лоб.
Снова он участвовал в битве за Лондру.
И у него в голове крутились новые мысли, смешиваясь с мыслями прошлыми, пока он гнал лошадь в гущу сражения. Голова страшно болела, и он понимал, что это Черный Камень вгрызается в его мозг.
Вокруг него все сражались. Диковинный Легион Рассвета, окутанный алой аурой, наступал на солдат в масках злобных волков и шлемах стервятников. Кругом царило смятение. Сквозь пелену боли Хоукмун с трудом видел, что происходит. Заметил одного или двух камаргцев. Увидел еще два или три зеркальных шлема, сверкнувших в гуще сражения. Он осознал, что его собственный меч тоже поднимается и падает, поднимается и падает, рубя солдат Темной Империи, наседавших со всех сторон.
– Граф Брасс, – бормотал он. – Граф Брасс. – Он вспомнил, что стремился оказаться рядом со старым другом, хотя и с трудом сознавал зачем. Он видел, как варвары из Легиона Рассвета с раскрашенными телами, с усеянными гвоздями дубинами, с примитивными копьями, украшенными пучками разноцветных волос, врубаются в плотные ряды солдат Темной Империи. Он озирался по сторонам, пытаясь понять, под каким из зеркальных шлемов скрывается граф Брасс.
Боль в голове нарастала. Он стонал, мечтая сорвать с себя зеркальный шлем. Однако его руки были заняты – он отбивался от теснивших его противников.
Но потом он заметил, как что-то вспыхнуло золотом, понял, что это медная рукоять меча графа Брасса, и пришпорил лошадь, пробираясь через гущу людей.