– Как ты здесь оказалась? – спрашиваю, вдоволь исцеловав ее лицо, уши и шею.
– Пришла, – просто отвечает она.
Я опускаю ее на землю и тут же ощущаю слабость в ногах. Всетаки те перегрузки, на которых мы с Сергеем мотались, уходя изпод огня “мессеров”, дают о себе знать. Опускаюсь на снарядный ящик, увлекая Ольгу за собой. Черт! Парашют мешает. Обычно я снимаю его, выйдя из кабины на плоскость, а сейчас, увидев Ольгу, забыл обо всем. Рывком расстегиваю замки подвесной системы и бросаю парашют на крыло.
– Как же ты пришла? Ведь у вас операции до утра.
– Вчера раненых было очень мало, мы к девяти часам управились.
Я вспоминаю, что вчера с “пятачка” пришли только три самолета с ранеными.
– А когда у тебя следующий полет?
Я не успеваю ответить. Слышен голос Сергея, который идет от своей машины. Его буквально качает.
– Ну, Андрюха, считай, что мы сегодня заново родились. Я уже, грешным делом, думал: все, Сережа, отлетался. Одна мысля только и была – от тебя не оторваться. Поодиночке они бы нас быстро сделали. Хорошо, что Волков подоспел, а то…
Он замолкает, трясет головой, словно отгоняя наваждение, протирает глаза.
– Олька! Здесь! Вот здорово!
– Ой, ребятки, как я рада, что вижу вас обоих целыми и невредимыми! Я тут извелась вся. Когда вы появились и начали садиться, у меня сердце замерло: а вдруг именно вы и не вернулись. Хорошо Иван успокоил, говорит: “Ну, слава богу, все!”
– О, у нас гости! – говорит Волков, подходя к нам вместе со всей эскадрильей. – Разрешите представиться, Ольга Ивановна, капитан Волков Владимир Геннадьевич. Честь имею!
Волков щелкает каблуками, как заправский гвардейский офицер.
– Позвольте узнать, надолго ли к нам? Смею надеяться, что до вечера прогостите. Очень хочу послушать, когда у Андрея голос наконец прорежется. Можете себе представить, с начала войны мы его не слышали. Раненым на днях давал концерт, а нам – ни одного куплета.
– Это когда ты у раненых был? – спрашивает Ольга.
– Позавчера, к Алексею Климову ходили. Ты оперировала, мы не стали тебя отвлекать.
– А, к Климову. Его сегодня уже эвакуировали.
Мы с Сергеем переглядываемся. Похоже, что догадка о грядущем отступлении – верная.
– Так всетаки надолго тебя отпустили?
– Да хоть на весь день. Если раненых привезут, за мной пришлют.
– А как ты не побоялась идти одна? Мало ли чего.
Ольга хлопает себя по кобуре.
– А это на что?
– Да ты стрелятьто из него умеешь ли? – спрашивает Сергей.
– Папка учил.
– Ну, тогда я молчу. Хотя это не твое оружие. Твое оружие – скальпель.
– Ладно, – прерывает нас Волков, – давайте быстренько проведем разбор полетов, и я пойду докладывать. Начнем с командиров звеньев. Кто что видел? Валяй, Андрей, первым.
Выясняется, что мы сбили три “Хейнкеля” и пять “Мессершмитов”, из них Сергей – двух.
– Ну, Николаев, тебе вечером – двойная норма! Теперь наши промахи. Зря я вас разделил, да и сами вы еще раз разделились. От этих “Хейнкелей” на скорости не уйти. А вот вертикальный маневр у них слабее. Следующий раз уведем их вниз и оторвемся на вертикаль. А если драться на одной высоте, виражи покруче. Они изза своей скорости радиус поворота в два раза больше имеют. Теперь… Лезут в лоб на пушечные двухмоторные “мессеры” только самоубийцы. Ты понял, Злобин?
– Другого выхода не было…
– Ты его не искал! Скажешь, времени на раздумья не оставалось? Да ты сам его себе не оставил! И не спорь! Ктокто, а ты должен воевать грамотнее. Хороша была бы картина: Ольга Ивановна стоит на пустой стоянке, а Владимир Геннадьевич ей объясняет: извиняйте, не убереглис… Ладно, сделайте выводы, а я – в штаб.
От той картины, что нарисовал Волков, мне становится не по себе. Ольга понимает мое состояние и пытается меня отвлечь.
– Андрей, можно мне твой самолет посмотреть?
– Да ты на него уже полчаса смотришь.
– Я имею в виду поближе.
– Пожалуйста.
Ольга обходит вокруг “Яка”.
– Красивый он у тебя. Изящный.
Она гладит машину по остывающему капоту и плоскостям.
– А дырки зачем? – показывает она на пробоины.
– Это для вентиляции, – с самым серьезным видом отвечает Иван, который в это время заправляет в магазин ленту со снарядами. – Хотите, Ольга Ивановна, в кабине посидеть? Вы на старшего лейтенанта не оглядывайтесь. Это в воздухе машина его, а на земле – моя. Давайте руку.
Ольга забирается на плоскость и считает звездочки.
– Ого! А это что за корона?
– Это – “Нибелунг”, эсэсовский ас. Я ему сейчас, за сегодняшний, еще одну звездочку нарисую.
Иван устраивает Ольгу в кабине и закрывает фонарь.
– Вань, ты дырки успеешь залатать?
– Не так уж их и много, командор. На час работы. Здесьто я залатаю, только ты их в других местах не получай.
– Накаркаешь – башку сорву. А то, может, помочь дырки латать?
Иван кивает в сторону Ольги и бормочет вполголоса какието непристойности про мои извращения. Он открывает фонарь и помогает Ольге выбраться из кабины и спуститься на землю.
– Здорово! – говорит она. – Все на месте, все под руками, как у нас в операционной.
– Да ты хоть чтото там поняла?
– Андрюша, ты забываешь, что я – дочь летчика. Только я на твоем самолете все равно бы не полетела.
– Почему?