Хрономот

Я просунул руку назад и нащупал на диване миниатюрный чемоданчик, оказавшийся для своего размера на удивление тяжелым. Чемоданчик был жесткий, сделанный из прочного черного пластика, и, судя по виду, был совершенно непрактичным: в лучшем случае в нем можно было уместить несколько пар аккуратно сложенных сорочек. Правда, почему-то я был уверен, что у моего нового знакомого там лежат отнюдь не сорочки. Мои подозрения отчасти подтвердились: Фер открыл чемодан так, чтобы я не мог увидеть содержимого. Быстро пошарив рукой внутри, кудрявый вытащил два шприца и стеклянную ампулу с зеленоватой жидкостью.

— Мы их что, пытать будем? — спросил я с сомнением.

— Нет, — ответил Фер, наполняя шприцы, — сейчас наши спящие красавцы находятся под действием сразу двух веществ: парализующего снотворного и жидкости, миллиграмм которой развязывает язык не хуже литра крепленого вина. Теперь нам надо немного ослабить парализующее действие, чтобы они, наконец, сумели утолить свое жгучее желание ответить на наши вопросы.

Когда мы открыли багажник, я ощутил искорку сочувствия к нашим пленникам. Их смятые, потерявшие свежесть костюмы в сочетании с опухшими от неестественного сна физиономиями и выкрученными назад руками составляли довольно жалкое зрелище. Но я не забывал: эти двое хотели меня убить, и сделали бы это, если бы смогли. Я не испытывал по отношении к ним ни обиды, ни злости, но я отлично понимал: они сполна заслужили все то, что теперь с ними происходит. Я подумал, что, наверное, никогда не смогу принять в сердце старую евангельскую мудрость: «Если тебя ударили по щеке, подставь вторую». Потому я спокойно наблюдал, как Фер готовит шприц для укола.

Вначале мы решили допросить старшего бандита, хотя он лежал и дальше. Даже когда Фер вколол ему добрую дозу зеленой дряни, он очнулся не сразу. Мы не стали вынимать его из багажника: кудрявый утверждал, что неудобная поза и замкнутое пространство не помешают допросу. Наконец, Мануэль Торрес — так, кажется, звали нашего пленника, вяло открыл глаза. Взгляд у Мануэля был бессмысленный и блуждающий.

— Учитель, где вы? — внезапно захныкал Мануэль, не глядя на нас. Я вздрогнул от неожиданности. Глаза мужчины вращались во всех направлениях, как у наркомана при ломке. Я чувствовал отвращение и стыд за происходящее. Фер довольно точно описал его теперешнее состояние: Мануэль был в совершеннейшем бреду, губы его двигались без остановки, повторяя одно и то же слово: «учитель». Мозг его шевелился вяло, и им можно, видимо, было легко манипулировать. Этим Фер и занялся.

— Я здесь, сын мой, — сказал Фер успокаивающе. Актер из него был неважнецкий, но наркота, которой он обколол человека, делала свое дело, — ты со мной. Расскажи мне, чему я тебе учил?

— Мы избранные, — просипел мужчина, безумно вращая глазами, — Мы избранные… избранные…

Мы с Фером переглянулись. Я скорчил рожу.

— Кто такие избранные? — спросил Фер повелительным голосом, — отвечай, мой ученик.

— Лучшие овцы из стада. Пшеница среди сорняков.

— Кто твой хозяин?

— Учитель! — прохрипел мужчина со слезами на глазах.

Я все никак не мог разобраться в природе этих слез: то ли он плакал от боли, то ли это был побочный эффект той дряни, которой накачал его Фер, или нечто другое. В какой-то момент мне показалось, это были слезы счастья. Кажется, Фер пришел к таким же выводам.

— Назови мое имя, — сказал Фер внушительно.

Мужчина задергался и забился. Я видел, что он пытается сконцентрировать взгляд на Фере, но не может.

— Ты в безопасности, мой ученик. Назови мое имя.

— Мессия, — захныкал мужчина. Все его тело затряслось. Слюни брызгали на прорезиненный пол багажника, слезы градом катились по щекам. И вместе с тем, он улыбался. Уголки его рта дергались.

— Нет! — рявкнул Фер, наклоняясь к нему, — ты не достоин произносить это имя. Назови мое земное имя.

— Падре Доминго, — прошептал мужчина, все более съеживаясь в багажнике. Гнев воображаемого «учителя» оказался для него страшнее всяких пыток, — Простите меня, падре, простите, простите…

— У меня есть еще имена. Если ты мне скажешь еще одно имя, я прощу тебя, сын мой.

— Рикардо Ньевес.

— Что ж, ты прощен, сын мой, — иронично изрек Фер, — а почему ты не выполнил моего задания? — он опять добавил металла в голос.

— Я не справился, — захныкал мужчина и неожиданно умолк, — Учитель, это ты? — в голосе его заслышалась тревога, он тщетно пытался сфокусировать оплывшие глаза на Фере. Наверное, вопрос о проваленном задании заставил его вспомнить события последнего часа.

— Не надо об этом, — тихо шепнул я, — Спроси, что это за секта: может они сатанисты?

Фер криво ухмыльнулся, и я понял, что этот допрос его здорово забавляет. Про себя я такого не мог сказать — мне было очень не по себе. Фанатизм этих бандитов и хладнокровие Фера, который легко принял на себя роль инквизитора — в моей голове это слилось в единый сплав отвращения и тревоги.