Хруп Узбоевич

— Говорит, что хорошо бы стрельнуть вон в ту точку, которую, я думаю, не всякий и в бинокль-то разберет, что это дикий баран, идущий, вероятно, все к этому же источнику. Он теперь, наверное, уже заметил нас.

— Может быть, и нет, а, конечно, подкрасться к нам, да еще по этой круче, нелегко, да и он, разумеется, в конце концов увидит, кто сидит у его водопоя. Это, вероятно, вожак, ведущий свое стадо.

На этом все и кончилось. Точка, в которой, кроме Джумы, никто, действительно, не признал бы горного барана, вскоре куда-то скрылась.

— Ну, в дорогу! Джума, собирай все и иди по ущелью за нами тропой, а мы пойдем вперед. У второго ключа раскладывайся вновь, — сказал Константин Егорович и начал снаряжать себя в дорогу.

Скоро мы с Джумой остались опять одни с тремя ишаками. Выйдя на главную тропинку ущелья, мы направились далее вверх, следуя руслу бывшего здесь весной потока.

Растительность становилась все гуще и гуще. Кустарник сменился древесной растительностью. Даже жар поднимающегося солнца становился как будто слабее от аромата смолистого древесного запаха.

Прикованная укороченной цепью — Николай Сергеевич находил это удобнее — я по-прежнему восседала наверху, между двух отделений пестрого хархуна, наполненных припасами. В одном месте мы проехали мимо куста, на верху которого, раскинувшись по ветвям, лежала длинная змея. Увидя приближающийся караван, она спустилась и скрылась в чаще другого пышного куста. В другом месте, на скале я увидела все признаки пробившегося ключа; но, выбегая каплями на скалу, он только овлажнял ее камни и испарялся от жара солнца, не образуя, хотя бы крохотной, лужицы, тем не менее он приносил очевидную пользу животным низшего порядка, и я видела, как около потной скалы носились разные крылатые насекомые.

Пользуясь медленным передвижением ехавшего сзади Джумы, мой ишак, забежав, останавливался и щипал траву. Во время таких остановок я и разглядывала летающих у скалы насекомых. Вдруг с ближайшего большого камня сорвалось какое-то странное животное, похожее на короткий обрубок дерева или длинный осколок камня. Я успела заметить, как летавший около камня шмель вмиг исчез в его пасти. Это была большая чешуйчатая, очень шершавая ящерица, поймавшая шмеля в своем скачке. Она тут же взбежала обратно на камень, с которого спрыгнула, и принялась ждать жертвы из числа порхавших созданий.

Это был новый для меня способ охоты чешуйчатых хищников, и я невольно подумала: не для того ли самого лежала на кусте только что встреченная мной змея?

Джума подъехал, и тронувшийся с места ишак увез меня дальше, лишив возможности видеть продолжение охоты ящерицы. Вдруг осел мой шарахнулся в сторону: у придорожного куста на солнечном припеке медленно ползла по скале толстая змея, в которой я немедленно узнала родную сестру той, чья голова красовалась в кабинете Константина Егоровича. Словно сознавая свое могущество, ужасная гадина ползла очень медленно, как бы нехотя уступая дорогу животному, шедшему к тому месту, где она собиралась погреться на камнях. Ишак уперся на месте и, вытянув уши по направлению к змее, в нерешительности затопотал ногами. Подъехавший Джума тоже увидел змею. Он с непривычной для него быстротой соскочил с вьюка и, выломав какой-то попавший под руку сук, быстро оборвал с него ветви. Подбежав к змее, он хватил плашмя по ее телу и тотчас же отскочил в сторону. Гадина зашипела и свилась в кольца; подняв противную голову и разинув пасть, на секунду она остановилась. Шея ее раздулась до невероятности, но в то же время стала удивительно плоской. Потом, распустив кольца змея вновь поползла прочь. Джума побежал и снова ударил ее. Гадина мгновенно извернулась и укусила сук. Я видела, как капля ее ужасного яда сверкнула у ее больших зубов. Однако змея не искала борьбы и вновь попыталась уйти. Тогда Джума, бросив сук, сорвал с хуржуна повешенную было нагайку, подскочил и с силой вытянул по кольцам змеи. Удар был очень удачен, так как змея сразу потеряла свою гибкость и ошеломленная осталась на месте. Джума снова ударил и снова отскочил прочь. Очевидно, он переломил ей кости, так как змея вертела только головой да некоторыми частями длинного тела, не будучи в силах передвигаться далее. Увидя это, Джума начал наносить ей учащенные удары и скоро привел змею в состояние, не внушавшее больше опасности. Животное несомненно было убито. Тогда Джума подцепил змею на брошенный было сук и понес ее к своему хуржуну. Змея висела, как плеть. Из головы ее сочилась капельками кровь, а, быть может, и яд. Достав из хуржуна какую-то тряпку, Джума завязал в нее труп гадины и привесил его к моему хуржуну. Признаться, соседство было не из приятных, хотя я не думала, чтобы змея могла очнуться. Короткий хвост ее торчал из тряпки, и я могла вблизи рассматривать крупную и блестящую чешую одного из ужасных пресмыкающихся хищников.

Мы тронулись далее, взбираясь по крутой тропинке, и Джума, усевшись в любимой позе, боком на седло, в сотый раз замурлыкал какую-то песню, должно быть, победную.