Хруп Узбоевич

Сколько раз Константин Егорович, показывая свою добычу приятелю, обращал свое внимание на то, что насекомые песчаные были большею частью желтого цвета, жившие на коре деревьев — бурого, в зелени травы и листьев — зеленые. Были даже такие, которые, будучи безвредными, видом походили на ядовитых или жалящих. И все это как бы для того, чтобы защищаться от врагов или подбираться к своей добыче. Оказывается, что природа и об этих малых творениях позаботилась. Удивительно!.. Позднее мне привелось увидеть рисунки некоторых подражателей.

Но всему бывает конец. Тронулись и мы обратно: приятели, обогащенные добычей, я — знаниями. Снова, только в обратном порядке, прошел перед моими глазами весь пройденный до города путь. С какой гордостью смотрела я с высоты моего седла на уже знакомые мне картины горных ущелий, на узкую тропинку и на встречных, иногда уже известных мне, шмыгающих, ползающих и порхающих животных! С легким трепетом проехала я и мимо злополучного куста, около которого Джума одержал победу над змеей, но, разумеется, это место уже не грозило более опасностью.

По обычаю, оба хозяина мои то отдалялись, то вновь подходили к своему маленькому каравану, частенько при этом заговаривая со мной.

— Ну, любезный Узбоич, — говорил иногда Николай Сергеевич — а, ведь, хороша прогулка? Жаль, что вы безголосое созданье, а то, надеюсь, не отказались бы подтвердить это.

Николай Сергеевич был близок к истине, словно разгадывая меня. Константин Егорович говорил мне совсем другое:

— Что, Хруп, надоело, братец, с нами шляться-то, да на привязи сидеть? А?

Он был прав только в последнем: быть прикованных, — дело пренеприятное! Мой третий и более постоянный спутник, Джума, лепетал мне что-то по-своему, когда был наедине, а при хозяевах обыкновенно твердил одно и то же.

— О, Узбой! Якши Узбой! Умна была: голова вертел кругом смотрел смирна сидел. Умна крыса. Якши Узбой! Чох якши!

Все эти речи были мне приятны и на все я отвечала ласковыми взглядами, а, когда можно и нужно было, то и легонькими укусами в протянутые пальцы.

В городе началась разборка привезенного и меня вновь водворили на старое место.

XXV

Вдоль Аму-Дарьи. — Туземцы — Лошади и верблюды. — Хлопотливые жуки — Ум и инстинкт. — Нежданная свобода! — Безрассудное бегство. — В неведомый путь!

Хорошо только то, что ново, и я балованная уже приключениями, скучала все эти дни, хотя была почти все время в обществе своих друзей. Правда, они мало на меня обращали внимания и были поглощены разборкой привезенного.

Вскоре я услышала о новой поездке и вновь заволновалась от мысли, что меня могут оставить.

Этого, однако, не случилось, и через несколько дней я среди прочего «багажа» была отправлена с Джумой на вокзал железной дороги. Мы отправлялись на реку Аму-Дарью.

На пути к вокзалу и на самом вокзале я была предметом общего удивления. Джума очень гордился мной и, отцепляя мою цепь от ящика, часто водил меня, как собачку, по платформе.

Это было не безопасно, так как раз мне пришлось стремглав броситься в какие-то тюки, спасаясь от кинувшейся за мной собаки. Джума даже выронил от неожиданности цепочку. Отогнав собаку, он развалил тюки, извлек меня и взял для безопасности на руки, что привело всю глазевшую на нас публику в неистовый восторг. Смотревшие, между прочим, два туземных мальчика, одетые в халаты, не выдержали и захлопали себя по бедрам, прикрикивая:

— Аи байяй, аи байяй![30]

Наконец, приехали оба приятеля, и я снова очутилась в вагоне железной дороги.

Вновь трескотня и стук дороги, снова мельканье окрестностей в окне и остановка у станций. Впрочем, виды были не однообразные. Желтая пустыня с горами на горизонте сменялась у некоторых станций местностью, покрытой довольно густой растительностью. Мелькали селения людей с домами, похожими на хижину моего туземца; иногда встречались какие-то развалины, когда-то, должно быть, тоже бывшие жильем людей. Теперь они были пусты, и мой зоркий глаз усматривал, когда мы проезжали близко, только желтоватых сов, сидевших, словно сторожа, в трещинах разваливавшихся стен.

А поезд все мчался и мчался, громыхая по рельсам. Хотя мы и проезжали большие селения, но приятели решили ехать до реки Аму-Дарьи, не останавливаясь на пути.

Вот и ожидаемая река Аму. Это была широкая река, но море, на котором я столько претерпела, было неизмеримо обширнее, и я не удивилась величине реки. Все же я была поражена присутствием такой большой реки после необозримых пустынных мест, которыми мы проезжали и которые были так скудны водой. Впрочем, мои мысли очень скоро были отвлечены от подобных размышлений, так как весь наш караван начал выбираться из вагона. Как всегда в этих случаях, на меня мало обращали внимания, и я должна была даже заботиться, как бы меня не зашибли или чтобы меня не сцапала какая-нибудь шальная собака. Уверяю вас, что пренеприятная эта вещь: быть на привязи да еще к какому-то ящику…