Хрупкие создания

Конечно, Джиджи выглядит чудесно, даже когда плачет. Слезы катятся по ее щекам изящными ручьями, глаза красиво туманятся, а ресницы кажутся еще длиннее. Она почти нереальна. Как фея. Проводит языком по своим пухлым губам, и Алек берет ее лицо в свои ладони и стирает слезы большими пальцами.

Я вспоминаю Джейхи. И его поцелуи. Мне так хочется позвонить ему, рассказать о том, что мой отец все время был здесь, рядом.

– Хорошо. Я понимаю. С тобой произошли ужасные вещи. И в прошлом бывало совсем плохо. – Алек смотрит на меня так, словно мы теперь в одной команде. – Тебе ничего больше не угрожает, обещаю. Мы присмотрим за тобой, Джун и я. И я помогу тебе во всем разобраться. Но после премьеры.

– Ты прав, – повторяет Джиджи, дрожа всем телом. – Пора перестать об этом думать. Нужно начать все заново. Сосредоточиться на другом.

Она приникает к Алеку всем телом и перестает дрожать, пусть и всего на секунду.

Это больше похоже на старую Джиджи, оптимистичную, счастливую и легкую на подъем. Мне немного завидно, что мой собственный голос никогда не станет таким же ярким. В конце концов, она всегда будет выигрывать.

У Джиджи есть все, чего только можно пожелать, – роль примы, классный парень и счастье, и это наполняет ее светом. Получается, она ничего не потеряла.

Может, именно этого мне не хватает – яркости. Света, который вывел бы меня из тьмы. Может, это я сбилась с пути и не стерпела давления. Как я вообще могла делать то, что делала? Как не понимала? Стыд и сожаление подступают к горлу, и я говорю, что мне нужно подготовиться к предпремьерной вечеринке.

– Давайте сегодня повеселимся! – радостно возвещаю Алеку и Джиджи, словно мы теперь команда, трое против всего мира. Словно мы друзья.

Но я собираю вещи. Меня трясет. Никто даже не взглянул в мою сторону. Они окружены этим своим пузырем, сидят в своем маленьком уютном мирке для двоих. И в глубине души я знаю – у меня нет друзей. Но, может, совсем скоро у меня появится кое-что получше. Семья.

Театр Коха сияет огнями. Каждый год в начале мая труппа устраивает здесь весеннюю гала-вечеринку. Но сегодня – очередь балетной школы.

Официанты в смокингах разносят шампанское, сидр и закуски – крошечные порции на золотых подносах, как неразвернутые подарки. Гости разодеты во фраки и вечерние платья, балерины наконец-то распустили волосы, которые месяцами носили в пучках. Это большое событие для всех нас – выход в свет перед премьерой «Жизели». Мы говорим о постановщиках, которые придут завтра на премьеру, и о том, что очень постараемся их впечатлить.

Ищу в толпе черные волосы своей матери – или хотя бы одну из тех длинных юбок-карандашей, которую она наверняка наденет. Я оставила ей сообщение о вечеринке, и она получила официальное приглашение на «Жизель». Но мать никогда сюда не приходит. Не уверена, что совсем не хочу ее здесь видеть.

Мне не с кем поговорить, кроме официанта, который все равно не поймет, что на самом деле мне плевать на вкус лососевых крокетов.

Толпа огибает меня, словно всего лишь столик с закусками. Замечаю женщину с темными волосами, извиняюще улыбаюсь официанту и сбегаю. Это моя мать. И я даже рада, что она пришла. Может, она передумала и не станет забирать меня из балета.

– Мам.

Хватаюсь за ее руку. Женщина отдергивает ее и оборачивается. И я понимаю, что ошиблась, – это мама Хе Джи, не моя, и она пялится на меня с осуждением. Называет меня «бедой» по-корейски. Это слово мне известно – так меня и мать постоянно называет.

Теперь все они, все корейские мамы пялятся на меня – даже мать Сей Джин. Они – словно большая стая.

– Простите, – роняю.

Отступаю, кого-то толкаю. Исчезаю в толпе. Бегу в самый дальний угол, где никто меня не отыщет.

Я одна. Вечная дублерша. Танцор на крошечных ролях.

Достаю телефон, чтобы написать Джейхи. Он не отвечал целый день – что неудивительно, но все равно больно. Я думала, что в тот день, который мы провели с его отцом, что-то изменилось. Но мы все так же разговариваем по ночам и перебрасываемся редкими сообщениями. Должно быть, Сей Джин до него добралась. Рассказала про Джиджи. Наплела, что я нестабильна и толкнула ее с лестницы. Он теперь считает меня опасной.

Может, я и в самом деле опасна.

Когда я с Джейхи, я чувствую себя сексуальной, особенной, опасной. Но сейчас я хочу только рыдать. Дотягиваюсь до бокала с чем-то газированным – шампанским или сидром, не могу толком понять – и выпиваю залпом. Пузырьки ударяют в голову, тело расслабляется мгновенно. Хватаю еще один бокал, хотя официант предупреждающе поднимает брови. Выпиваю его, отойдя в сторонку, наблюдая за мельтешащими гостями.