Хрупкие создания

Сегодня она пялится на пустой инсектарий, а я пытаюсь сосредоточиться на работе. Я на грани, жду, когда с ней уже случится хоть что-нибудь. Сломается ли она? Или так и будет балансировать на грани?

– Что нам делать с Бетт? – нарушает она тишину ломким, дрожащим голосом.

– В каком смысле?

Впервые за все время в балетной школе я надеюсь, что скоро к нам заглянет Алек. Он умеет обращаться с Джиджи куда лучше меня. И любит ее так, как я никогда не смогу. Он хочет быть рядом, утешать ее и придавать ей сил. Я к такому не стремлюсь. Я хочу, чтобы она уехала. Такова горькая правда. Не хочу видеть, как она медленно развалится на куски, хочу уже, чтобы она не выдержала и уехала в свою Калифорнию. Кэсси так и исчезла. Пуф! – и нету.

Я борюсь с виной за все те мелочи, которыми ей навредила.

– Мне нужны доказательства того, что она сделала. У тебя ничего нет? – Джиджи отрывает взгляд от инсектария и смотрит прямо на меня впервые за много дней. – Она тебе доверяет. Может, ты выпытаешь у нее что-нибудь? Запишешь ваш разговор. Заставишь во всем признаться. И потом ее отсюда выгонят. Она ведь и тебя мучила, правда? Всем станет лучше, если она уедет. И тогда все будет хорошо. Здесь будет безопасно. И я буду в безопасности.

Меня пугает, с какой скоростью и пылом она все это говорит – словно размышляла об этом долгое время. И все продумала.

– Мы с ней не друзья. – Опускаю голову, чтобы не видеть ее сосредоточенного лица. – С ней никто не дружит, кроме Элеанор.

В комнату входит Алек – до того, как Джиджи успевает сказать что-то еще. Она влетает в его объятия так, словно они не виделись недавно на репетиции и не сплетались в своих па.

– Как дела у моей девочки? – шепчет он куда-то ей в шею.

Алек машет мне рукой, но Джиджи прижимается к нему сильнее, и его рука гладит ей спину.

– Может, ты мне поможешь, – обращается она к нему, когда они устраиваются на ее кровати.

Алек приподнимает брови и улыбается, готовый на все.

– Конечно. Что тебе нужно?

– Чтобы Бетт во всем призналась. Чтобы мы могли на нее доложить. И она ушла, а я была в безопасности.

Алек содрогается всем телом – держу пари, контролировать это он не способен. Может, он и любит Джиджи, но и к Бетт все еще испытывает какие-то теплые чувства. Думаю, они никогда насовсем не пропадут. А Джиджи этого даже не заметила.

– Мы с Бетт больше не разговариваем. Даже как друзья. С ней покончено.

Он поднимает на меня взгляд, ища поддержки. Я не хочу, чтобы кто-то что-то вынюхивал, и киваю.

– Плохая идея, – бормочу, но Джиджи меня даже не слышит.

– Ты ведь можешь снова начать с ней говорить, – продолжает Джиджи. – Зависать с ней почаще, чтобы она снова начала тебе доверять. Я не против. Да, раньше я говорила, что и видеть тебя с ней рядом не хочу, но это ведь не то. Это ради дела. Ради меня. И это… мне это нужно. Чтобы кто-то… Никто ведь ничего не делает. Никто ничего не расследует, чтобы наказать ее. Так что нам придется…

– Джиджи, ты бредишь. Это же…

– Ты тоже говорил, что это бредни, а потом… мои бабочки… – Ее голос ломается.

Алек обнимает ее покрепче. Меня передергивает.

– Тогда поговори с отцом. Он ведь сделает все, о чем ты попросишь, нет? Ты можешь перестать с ним разговаривать, если он ее отсюда не вышибет. Он ведь тут главный. Доминик Лукас важная шишка. Он может все разузнать. Или… У него ведь были интрижки? Можно пригрозить ему…

Алек практически отбрасывает от себя Джиджи и вскакивает с кровати.

– Зачем ты так? – Он еле сдерживается. – Я ведь рассказал только тебе! Я пытаюсь тебя поддержать! Быть рядом, ведь ты столько всего пережила. А ты предлагаешь… Да что с тобой происходит?

Он трясет головой, словно пытается избавиться от сказанных ею слов. Это, конечно, не работает, и Алек делает шаг в сторону двери.

– Джун, да расскажи же ему, как она опасна! – визжит Джиджи.

Я качаю головой. Не знаю, как стоит реагировать. Я хочу, чтобы Бетт подозревали, но не хочу, чтобы рыли слишком глубоко.

– Ты ведь Алек Лукас. Сын Доминика Лукаса. Ты можешь многое здесь изменить.

– Подожди-ка, – медленно произношу я. – Твоего папу зовут Доминик?

Повторяю это еще дважды, пока Алек пытается успокоить Джиджи.

– Да, а что? Это его второе имя, но он обычно использует именно его.

И внезапно все встает на свои места. Доминик. Дом. Он ведь танцевал в труппе. И моя мама тоже. Сколько там еще могло быть Домиников? Это он. Должен быть он. Но тогда… это значит, что Алек мой… Поднимаю взгляд, пытаюсь найти ответы в его вытянутом лице и широком лбу. Может ли он и вправду быть моим братом? И был им всегда. Прямо у меня под носом.

Так, Джун, дыши. Не показывай свою панику.

– Наверняка она виновата и в том, что случилось с Кэсси! – выкрикивает Джиджи.

Алек хватает ее за руки и держит. Заглядывает прямо в глаза, чтобы она успокоилась.

– Я не хочу говорить о Кэсси, хорошо? Вообще не хочу об этом.

Джиджи громко вздыхает, но Алек поставил в этом разговоре точку. Она легонько краснеет.

– Прости. – Джиджи поворачивается сначала ко мне, а потом к Алеку. – Прости. Я расстроена. Я просто… боюсь. Мне здесь не нравится. Но ты прав.