Хрупкие создания

– У тебя такое низкое кровяное давление, что я удивлен, что ты вообще стоишь. Расскажи об этом учителям. Поговори со школьной медсестрой.

Мистер К. прерывает его и провожает меня в одно из такси.

Мы возвращаемся в училище, но расходиться по комнатам нам не разрешают. Вместо этого я сижу в его офисе вместе с мистером Лукасом, Морки и двумя мрачными детективами. Они задают одни и те же вопросы, снова и снова. Как это случилось. Кто стоял рядом с Джиджи. Что они делали. Вы пили? Принимали наркотики? Были ли у нее враги? У кого-нибудь был мотив?

Они спрашивают меня о бабочках, об осколках в ее туфле, о послании на зеркале и мертвых тараканах в коробке. Собирают доказательства, чтобы все на кого-то повесить. Забрасывают меня вопросами, и, кажется, я даже что-то отвечаю, а потом я хлюпаю носом и рыдаю. Есть ли какой-то смысл в моих словах?

Распахивается дверь, и все затыкаются. На пороге стоит моя мама. Она злится. Лицо у нее все в красных пятнах, на ней пижама и халат, словно она прибежала сюда, как только узнала о происшествии. Мне больно и грустно, и все же я рада, что ей не наплевать. Что я важна для нее – настолько, чтобы пожертвовать иллюзией идеального мира, которую так тщательно строила. К тому же мать впервые лет за десять вошла в это здание.

Она замирает, словно ее ударили. Они с мистером Лукасом пялятся друг на друга. Все в комнате ждут, что она скажет. Ждут эмоционального взрыва.

– Мэм? – нарушает тишину один из детективов.

– Моей дочери давно пора спать. Позже зададите ей свои вопросы, – объявляет она всем присутствующим, но смотрит прямо на мистера Лукаса, от лица которого отлила вся кровь, словно он призрак увидел.

– Доминик, ты меня слышал? – Мама тычет в него пальцем. – Она упала в обморок. Тебе совсем, что ли, все равно?

Другой детектив пытается ее утихомирить.

Мои родители – можно ли их так назвать? – продолжают буравить друг друга взглядами. Вероятность того, что он мой отец, очень высока. Мистер Лукас – тот, в кого влюбилась мама. Он был ее партнером по танцам. Он бросил ее и меня еще до моего рождения. Решил не обращать внимания на свою плоть и кровь все эти годы – даже сейчас, когда я так близко, что на меня падает кусочек его тени.

Мама задает квадриллион вопросов:

– Почему ее сюда привели? Разве она что-то сделала с Джиджи? Зачем бы ей желать ей смерти?

Мистер Лукас хранит мрачное молчание, пока моя мать пылит, и я думаю, как бы ее унять.

– Я… м-м-м…

Мне хочется сказать, что я не желаю Джиджи смерти, я просто хочу, чтобы она исчезла, но это не самое лучшее решение. Мне вообще лучше молчать, так что быстренько затыкаюсь. И не могу сосредоточиться на разговоре.

– Да как вы смеете вообще вплетать во все это мою дочь? – Мама прожигает мистера Лукаса взглядом. – Я забираю ее из этой проклятой школы. Ей здесь не место.

Это возвращает меня в реальность. Такого я допустить не могу. Только не так. Но вдруг поднимается мистер К., просит маму сесть, извиняется и говорит, что они делают все возможное для сотрудничества с властями.

– Это ведь вопрос жизни и смерти. – Его голос звучит раздражающе надрывно.

И все, что я хотела сказать, исчезает в окружающем хаосе. Я вдруг поняла, что Джиджи в самом деле может умереть. Но, к моему удивлению, первая мысль в моей голове после этого – вовсе не грусть, не гнев и не страх, а кое-что совсем другое.

Я смогу танцевать Жизель.

48. Бетт

– Бетт?

Мистер К. зовет меня по имени, но кажется, словно мы оба под водой, и я плохо его слышу.

– Да?

Пытаюсь подняться со стула. Он придерживает меня за руку.

– Твоя очередь. – Мистер К. ведет меня к офису. – Пришла твоя мать. Мы позвонили всем родителям, и она настояла на том, чтобы присутствовать при даче показаний.

Стою в первой позиции и не могу пошевелиться. Мистер К. машет пальцами, словно я его собачка и должна тут же побежать следом, но я застыла спиной к окну и лицом ко всем одноклассникам. К сожалению.

Кажется, прошло несколько дней, но на самом деле – всего час.

«ПРИДИ УЖЕ в СЕБЯ!» – кричит голос в моей голове, и я вытягиваю руки и иду вперед. Вскидываю подбородок.

Мистер К. шагает так широко и быстро, что мне приходится почти бежать, чтобы поспевать за ним.

– Можно заглянуть в туалет? – спрашиваю я прямо перед дверью в его офис.

Он вздыхает в ответ. Останавливается, но не поворачивается ко мне. Это его молчаливое, вымученное разрешение.

Мне. Конец.

Бросаю пригоршни воды в лицо, чтобы хоть как-то разбудить свои полуоформившиеся мысли. Я должна быть готова к тому, что ждет меня за дверью. Особенно к моей матери. И обвинениям в том, что это именно я толкнула Джиджи под такси.

Мистер К. придерживает дверь открытой. У матери красные глаза, но в остальном она выглядит превосходно. На ней все еще платье с вечеринки. На губах – следы вина, значит, она пила перед сном. У полицейского в руках ужасная желтая папка.

Сажусь рядом с матерью, и она тут же начинает плакать. И это странно, потому что моя мама не плачет. Вообще. Она не плакала даже тогда, когда ушел отец. И когда Адель предложили место в Американской балетной труппе.