Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК

В конце пленума с докладом выступил Сталин. В то время ораторы на пленуме призывали к уничтожению оппозиционеров, Сталин решительно осудил попытки свести борьбу за укрепления строя к преследованиям бывших троцкистов. Он предупреждал, что "среди наших ответственных товарищей имеется некоторое количество бывших троцкистов, которые давно уже отошли от троцкизма и ведут борьбу с троцкизмом не хуже, а лучше некоторых наших уважаемых товарищей, не имевших случая колебаться в сторону троцкизма. Было бы глупо опорочивать теперь этих товарищей". При этом Сталин напомнил, что троцкистом был Ф.Э.Дзержинский. (Через три месяца Сталин в своем выступлении на заседании Военного совета при наркоме обороны упомянул и о том, что тогдашний член Политбюро А.А.Андреев также был троцкистом. По каким-то причинам Сталин ни разу не напоминал о "троцкистском прошлом" Хрущева.)

Критика Сталиным огульного исключения из партии всех бывших троцкистов и лиц, заподозренных в троцкизме, фактически касалась и таких людей, как Хрущев. Критикуя методы партийных чисток 1935 – 1936 годов, Сталин заявил: "То, что мы за это время понаисключали десятки, сотни тысяч людей, то, что мы проявили много бесчеловечности, бюрократического бездушия в отношении судеб отдельных членов партии, то, что за последние два года чистка была и потом обмен партбилетов – 300 тысяч исключили". Наиболее вопиющий пример "бесчеловечности, бюрократического бездушия", который привел Сталин, был взят из практики Московской области, которой руководил Хрущев. Сталин сообщал пленуму ЦК, что на Коломенском заводе после чистки в рядах партии осталось 1400, а 2000 – были исключенными. Сталин делал вывод: "Вот все эти безобразия, которые вы допустили, – все это вода на мельницу наших врагов."

Сталин подчеркивал недопустимость использования лишь крайних мер в отношении тех членов партии, которые допустили какие-либо ошибки. Он с возмущением говорил: "Уж если простой человек провинился, у наших людей нет другой меры, кроме исключения, как одно время было у нас в уголовной практике – либо расстрелять, либо оправдать, как будто нет промежуточной ступени".

В то же время руководители, готовые беспощадно карать рядовых членов партии за малейшую провинность, ставили себя над законом и правил партийной этики. Сталин обратил внимание и на то, что многие партийные руководители на деле превратились в удельных князей, которые опирались на своих помощников, как на людей из своего семейного клана. "Поставили человека на работу, значит, отдали ему работу на откуп… Вместо руководящей группы ответственных работников получается семейка близких людей, артель, члены которой стараются жить в мире, не обижать друг друга и время от времени посылать в центр пустопорожние и тошнотворные рапорта об успехах". И в этом случае слова Сталина можно было отнести к Хрущеву, постоянно стремившемуся похвастаться надуманными достижениями.

Сталин предупреждал об опасности отрыва партийных верхов от масс, партии от народа: "Стоит большевикам оторваться от масс и потерять связь с ними, стоит им покрыться бюрократической ржавчиной, чтобы они лишились всякой силой и превратились в пустышку". Сталин пересказал собравшимся древнегреческий миф об Антее, напомнив, что "у него было все-таки свое слабое место – это опасность быть каким-либо образом оторванным от земли… И вот нашелся враг, который использовал эту его слабость и победил его. Это был Геркулес. Но как он его победил? Он оторвал его от земли, поднял его на воздух, отнял у него возможность прикоснуться к земле и задушил его таким образом в воздухе. Я думаю, что большевики напоминают нам героя греческой мифологии Антея. Они так же, как и Антей, сильны тем, что держат связь со своей матерью, с массами, которые породили, вскормили и воспитали их. И пока они держат связь со своей матерью, с народом, они имеют шансы на то, чтобы остаться непобедимыми".

Казалось бы, эти слова Сталина не относились к Хрущеву, выходцу из народа. Однако принадлежность Хрущева к народным массам была в прошлом. К марту 1937 года Хрущев уже почти два десятка лет занимал начальнические должности и прилагал немалые усилия для того, чтобы подняться выше по ступенькам партийной иерархии. Правда, ежедневно Хрущев демонстрировал свою близость к народу. Он постоянно посещал предприятия, стройки, беседовал с трудящимися города и деревни. Даже своим внешним видом Хрущев умело демонстрировал свою "простоту" и "доступность". По свидетельству Шепилова, который впервые увидел Хрущева в 1937 году, "он был одет в поношенный темно-серый костюм, брюки заправленные в сапоги. Под пиджаком темная сатиновая косоворотка с расстегнутыми верхними пуговицами. Крупная голова, высокий лоб, светлые волосы, открытая улыбка – все оставляло впечатление простоты и доброжелательности. И я, и мои соседи, глядя на Хрущева, испытывали не только удовольствие, но даже какое-то умиление: вот молодец, рядовой шахтер, а стал секретарем Московского комитета… И какой простой".