Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности

Типовое строительство в конце 1940-х – середине 1950-х годов развернулось во всех странах Европы. Многие западные социальные историки и сегодня называют этот процесс «прыжком в современность». Преимущества отдельного скромного жилья ощутили жители послевоенной Франции. Там с 1950 года началось возведение так называемых ашелемов (от аббревиатуры HLM [аш-эль-эм] – une habitation à loyer modéré – жилье за умеренную плату). Уже в 1953 году французы построили 100 тысяч таких объектов, а в 1959-м – более 300 тысяч. Все здесь было строго нормировано и ограничено – высота потолков, размеры комнат и кухонь, наличие удобств. Но многим в начале 1950-х годов такое жилье казалось очень привлекательным, что опять-таки зафиксировала художественная литература. Француженка Мартина, героиня романа Эльзы Триоле «Розы в кредит» (1959), «не мечтала ни о славе, ни о богатстве. Она мечтала всего лишь о маленькой, со всеми удобствами, квартире в новом доме на одной из окраин Парижа». Квартиру бездомной Мартине купили ее старшие друзья и благодетели и подарили на свадьбу. Скромный ашелем мог бы осчастливить молодую семью, если бы не безумная страсть Мартины к кредитам. Но это уже другая история, хотя и довольно поучительная…

Типовое строительство заполонило всю Европу и помогло на определенный срок решить квартирный вопрос. Во Франции особенно прославилась методика инженера-архитектора Раймона Камю. Уже в 1948 году он презентовал принципы крупноблочного строительства. По системе Камю дома росли стремительно. И конечно, это обстоятельство оказалось очень привлекательным для советского политического руководства. Его представители выезжали во Францию в 1955 году для ознакомления с западным опытом решения «квартирного вопроса». Одновременно чиновники из строительного отдела ЦК КПСС посетили Англию, Австрию, Голландию, Италию. Но французы оказались вне конкуренции и не только в сфере кино и моды. В общем, выражаясь языком песика Фафика, можно сказать, что со второй половины 1950-х годов началась тотальная «камюлизация» жизни в СССР. Советские люди могли пить коньяк семейства Камю, который с 1959 года импортировался в Страну Советов, читать прозу Альбера Камю (роман «Посторонний» перевели на русский язык в 1966 году) и даже жить в новых домах, построенных по проектам Раймона Камю. Он продал Советскому Союзу свою технологию массового крупнопанельного строительства. Жилье а-ля Камю не отличалось высокими потолками, считалось лишь, что они должны быть не ниже 2,5 метра, а кухни – не меньше 6 квадратных метров, жилые комнаты полагалось проектировать не менее 9 квадратных метров. Ненужными оказались и лифты – ведь во Франции дома типовой застройки не превышали четырех этажей. Природная французская экономность пришлась по вкусу антисталинской государственной элите, и прежде всего Хрущеву. Он же санкционировал использование в СССР и американского метода «подъема перекрытий», с помощью которого можно было сократить затраты на подготовительные строительные работы.

Новое руководство страны явно спешило с реализацией программ жилищного строительства. Индивидуальное жилье превращалось в антитезу коммуналок – порождения советской системы 1920–1940-х годов. Сооружение типовых домов являлось частью политики десталинизации общества и деструкции «большого стиля». Любопытно следующее совпадение. В конце июня 1957 года Хрущев расправился с просталинской оппозицией. Ее представители, как указывалось в постановлении июньского пленума ЦК КПСС 1957 года, проявляли «барски пренебрежительное отношение к насущным жизненным интересам широких народных масс…». И почти ровно через месяц появилось решение по возведению «хрущевок». Создается впечатление, что существование оппозиции тормозило хрущевские преобразования в строительной сфере. Действительно, бывшую сталинскую номенклатуру явно раздражало стремление использовать в СССР западные методики разрешения «жилищного вопроса». В начале 1970-х годов в беседе с писателем Феликсом Чуевым Вячеслав Молотов говорил: «Хрущев сыграл на обывателе, на мещанине… похуже да подешевле. Домов понастроили с низкими потолками, скопировали за границей у капиталистов, но те-то заинтересованы лишь бы как-нибудь впихнуть побольше рабочих». Сталинский нарком как будто понимал, что непривычное для СССР жилье потребует иных правил обычной жизни, которые уже существовали на Западе. Так происходили модернизация и вестернизация советского быта. А типовые дома и квартиры оказались своеобразными «иностранными агентами» этих процессов. Но закостенелый мем «хрущевка» об этом опять-таки ничего не расскажет. Наверное, можно продолжать существовать в мире суждений и оценок, порожденных мифологизированными представлениями о массовом строительстве в СССР. Но реалии современности требуют ясного понимания, что такое «хрущевки» и актуальна ли необходимость их тотального сноса. Для этого необходимо четкое определение понятия, которое на сегодня в общественном сознании носит характер мема.