Хрущёвка

–Достаточно, чтобы поддать газку!– пошутил Ян и в ответ ожидал услышать хоть пару словечек. Но кроме безмолвной тишины ни мать, ни отец заговорить с ним не решались. Они смотрели на него, словно на музейный экспонат – смотреть можно, трогать запрещено. Отец вроде бы и поздороваться с гостем хотел, но руку ему так и не протянул. Не вежливо будет с его стороны, подумал Ян. И чтобы разом сгладить между ними все неровности, он первым делом протянул чете семейства потную ладонь. Отец, боясь вывихнуть инвалиду плечо, робко пожал гостю руку и отделился от него на приличную дистанцию, во всех смыслах этого слова. Всё это походило на сплошной цирк. Он словно не инвалид, а прокажённый чумой обитатель средневековья. Ян исподлобья взглянул на Ингу и лёгким движением руки намекнул любимой, чтобы она представила его родителям.

–Мама. Папа. Знакомьтесь, это Ян. Мы с ним пара.– Инга не совсем понимала, отчего вдруг родители, сделались до того холодными людьми и не проявили должного радушия. Странно… Обычно они гостеприимны и не дадут гостю умереть со скуки. А нынче сами на себя не похожи.

–Добро пожаловать… Ян.– мать впервые за столь долгое время перекинулась с гостем целой фразой.– Ну что ж… Прошу к столу. Чем богаты, тем и рады.– Мать проводила, не то гостя, не то калеку на кухню и усадила инвалида за стол. Они дружно расселись по своим местам, и неохотно приступили к долгожданной трапезе. И от столь холодного гостеприимства, остыла не только жареная картошка, но и курица в духовке. Минуты две от начала застолья в комнате царила немая тишина, и было слышно, как под люстрой жужжала назойливая муха. Инга попросила передать ей ломоть хлеба, и тогда Ян всучил любимой целый поднос.

–Благодарю Вас за столь тёплый приём.– Ян скрасил тугое молчание парой лестных слов в адрес матери.– Инга много о Вас рассказывала.

–Правда!? И что же она говорила!?– мать пыталась ухватиться за нить разговора.

–Исключительно хорошие вещи.– Ян прибегнул к гнусной лести. Но что только не сделаешь, ради любимой натурщицы… Или просто любимой.– Например, что Вы чудесная домохозяйка. И с Вам есть о чём поговорить.

–Вы кстати, чем на жизнь зарабатываете?– любопытничала мать.

–Я пишу картины.– гордо ответил Ян.

–А разве картины не рисуют?– удивился отец.

–Позвольте, я Вам объясню…– он отложил в сторону объятую маслом вилку и начал говорить об истории мирового искусства.– Прежде всего, любая картина, подобна книгам, или каменному изваянию, это отдельно взятая история. И не столь важно, чьих рук это творение – пейзажиста, или сюрреалиста… Главное, что художник истинный знаток своего дела и не первый год держит в руках кисть. И если картина, это своеобразная история…– он выдержал секундную паузу.– …То что в первую очередь делает человек с интересной историей? Правильно. Он в подробностях пишет о ней рассказ, или же эссе, или же статью в газете. Будь то, город, полный людьми, или же шторм на Средиземном море – всё это одна большая история, написанная рукой художника. Получается, что мы не рисуем историю, мы пишем её на полотнах. Ошибочно будет сказать, что художник рисует историю. Если же речь, конечно, не идёт о наскальной живописи. Тогда, верно… Первобытный человек за неимением алфавита, рисовал историю на каменной глыбе.

–Интересно… Интересно…– говорил отец с набитым ртом.

–Но разве можно, жить на одни картины!? А что если, Ваше творчество, с концами потеряет спрос среди публики? Что же тогда!? Вы станете побираться на вокзале!?– мать давили на гостя бестактными вопросами и дочери это не нравилось.

–Нет!– возмутился Ян.– В том случае, если же написанные мною картины, утратят интерес среди моих почитателей, то кроме ног, я лишусь смысла жить и творить дальше. Буду, что называется, влачить жалкое существование на те деньги, что я скопил, продавая картины.– ответил Ян. Но если говорить начистоту, то он лгал. И не имеет большого значение, упадут ли картины Яна в цене, или же утратят интерес со стороны публики. Что совой об пень, что пнём об сосну – всё одно, Ян продолжит писать картины. И самое страшное, что с ним может приключиться, это далеко не паралич обеих ног, или же гнев публики, как говорится, сегодня народ ходит налево, а завтра станет модно ходить на руках. Худшее из всех зол, насколько Ян может судить, так это отсутствие всякого желания писать картины. И потеряй он всякий интерес к холсту, то жизнь его утратит всякий смысл. Он станет полным импотентом.

–И что же случилось с Вашими ногами, если не секрет!?– мать, лишённая чувства такта, досаждала гостя исключительной грубостью. Услышав столь дерзкий вопрос, Инга тотчас же поперхнулась жареной картошкой, и поскорее протолкнула затор компотом. Отец хлопнул дочери по сопатке, и помог ей откашляться.

–Мама!– недоумевала Инга.

–Что мама!? Я должна знать, с кем имеет дело моя единственная дочь.– ответила Анита Павловна.