Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Однако это временное «умопомрачение» вскоре прошло, и уже 20 августа 1958 года было принято, как считают многие историки, «одно из самых вредных и нелепых» Постановлений Бюро ЦК КПСС по РСФСР «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих посёлках», которое напрямую коснулось более 12,5 млн городских семей, имевших приусадебные участки. Многими из них данное решение было воспринято как «малое раскулачивание» и «новая коллективизация», что крайне негативно отразилось на репутации самого Н.С.Хрущёва и его личной популярности в народе. Но это было далеко не главное, главное состояло в другом. Во-первых, фактическая ликвидация мелкого усадебного хозяйства в городах и городских посёлках быстро опустошила важнейший источник поступления дешёвого и качественного продовольствия на рынок, недостаток которого страна остро ощутила уже в начале 1962 года. Во-вторых, прямым следствием этого решения стало резкое сокращение поголовья скота в стране, в результате чего миллионы советских семей, прежде сами обеспечивавшие себя мясом, молоком и маслом, были вынуждены перейти на снабжение из государственной торговли. Наконец, в-третьих, вся эта ситуация негативно отразилось на общем настрое многих жителей деревни, особенно сельской молодёжи, которая массово побежала в города, где были явные проблемы и с жилищным фондом, и с обеспечением продуктами и товарами ширпотреба.

Чуть позже, в марте-апреле 1958 года, в связи с принятием упомянутых выше Закона «О дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации машинно-тракторных станций» и одноимённого Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР всем колхозам страны было настоятельно «рекомендовано» внести изменения в уставы своих артелей, с тем чтобы увеличить размер фонда собственных оборотных средств и отчислений денежных доходов в неделимые фонды для обеспечения дальнейшего роста общего хозяйства колхозов для строительства собственных школ, больниц и дорог, а также приобретения пашенных тракторов, уборочных комбайнов и другой сельскохозяйственной техники. В результате «новой коллективизации», как её окрестили сами селяне, размеры приусадебных хозяйств резко сократились: в колхозах на 12 %, а в совхозах вообще на 28 %. При этом производство мяса и молока в личных подсобных хозяйствах в среднем упало почти на 20 %, что в ещё большей степени усугубило и без того тяжёлую продовольственную ситуацию в стране.

Одновременно с наступлением на личные хозяйства колхозников началось наступление и на сами коллективные хозяйства, до сих пор существовавшие в форме производственных артелей, где во многом формально, но всё же ещё сохранялись формы прямой, непосредственной демократии, в том числе при выборах председателей колхозов и бригадиров. По оценкам многих историков (Р.Г.Пихоя, И.Е. Зеленин, О.М.Вербицкая, В.П.Попов, С.Н.Андреен-ков[582]), уже в 1954–1958 годах по всей стране прекратили своё существование более 8.420 колхозов, которые автоматически были переведены в разряд совхозов, а бывшие колхозники — в разряд сельских пролетариев. Затем этот процесс реорганизации колхозов приобрёл буквально лавинообразный характер, и уже начиная с 1959 года ежегодно уничтожалось примерно 10 тысяч коллективных хозяйств, и в итоге уже к концу 1963 года из 91 тысячи колхозов осталось только 39 тысяч коллективных артельных хозяйств. Причём в ходе бездумного процесса укрупнения колхозов средние размеры этих хозяйств выросли примерно в три раза, а некоторые колхозы вообще превратились в неуправляемые аграрные монстры, в которых насчитывалось до 120 сёл, хуторов и деревень. Однако хрущёвские идеологи и партийные пропагандисты представляли этот процесс в самом позитивном свете как дальнейшую концентрацию производства, которая якобы является необходимым условием строительства коммунизма в СССР. Но в реальности советская колхозная деревня столкнулась с самым худшим вариантом сверхцентрализации, что очень быстро и неизбежно отрицательно сказалось на эффективности многих коллективных хозяйств.