Хрустальная пирамида

Леона идет по дорожке вдоль моря. С двумя подругами она, смеясь, катается на роликах в гимнастическом купальнике. Поет, танцует, меняет костюмы, как на показе мод. Повсюду ее образ, образ королевы, властвующей с вершины шоу-бизнеса. Она настолько ослепительна, что на нее невозможно было долго смотреть, как на сверкающую рябь Мексиканского залива. Но сидящая в нескольких сантиметрах от меня Леона совсем не выглядела счастливой. Она добилась всего и в то же время не владела ничем. У нее не было и кусочка того, чего она желала больше всего.

Сам сюжет фильма был довольно тривиальной историей любви. Возродившаяся в Нью-Йорке Аида в исполнении Леоны проходит через разные испытания, чтобы в январе 1987 года в Америке найти любовь, которой она не смогла добиться пять тысяч лет назад.

Как когда-то сказал Митараи, в течение пяти тысяч лет центр цивилизации смещался к западу, поэтому Аида и Радамес не могли в двадцатом веке не появиться в Нью-Йорке. Египет теперь превратился в заброшенную станцию, которую поезд цивилизации давно проехал. Если задуматься, мюзикл, изображающий реинкарнацию героев, был в широком смысле слова своего рода иллюстрацией к одной из цивилизационных теорий.

Пока, погруженный в эти мысли, я продолжал смотреть фильм, Леона сказала Митараи удивительную для меня вещь. В это время появился кадр с видом какой-то улицы. Весь экран заняла огромная вывеска.

— Смотрите, реклама японской компании. Неоновая вывеска японского производителя бытовой техники. И эта машина тоже сделана в Японии. Там — японская компания недвижимости, это — принадлежащий японской фирме ресторан. И Голливуду, который вы назвали Вавилоном, тоже недолго осталось. Все это королевство скоро скупят японские компании, и придет время, когда без японского капитала будет невозможно снять ни один фильм.

Меня до глубины сердца поразили эти слова Леоны, адресованные Митараи. Неужели правда придет такое время? Я не мог в это поверить. Но их произнес человек, досконально знающий мир Голливуда.

Тогда-то до меня дошел истинный удивительный смысл этих слов. На запад от Америки нет ничего, только Япония.

После Америки наступит эпоха Японии? Может быть, именно сейчас совершается этот переход от американской эпохи к японской?

Я ничего не мог произнести. Просто смотрел этот новейший американский фильм. Главную роль в нем исполняла японская актриса Леона Мацудзаки. Только сейчас действительность открылась мне этой стороной.

Но в этот момент «Аида-87» начала разворачиваться перед моими глазами с новой энергией.

Когда-то я видел немало добрых старых танцевальных фильмов. Главные роли в них исполняли Фред Астер и Джин Келли. Но почти не смотрел новые мюзиклы — «Волосы» и те, что вышли позже. Поэтому этот фильм с Леоной в главной роли показался мне свежим и трогательным. Я изголодался по такому кино, музыкальному и легкомысленному.

На экране приближалась развязка, шли кадры, снятые на Бич-Пойнт. Все вокруг возродившейся спустя пять тысяч лет Аиды, то есть Леоны, сверкало золотом. И Леона великолепно танцевала под стать этому золотому сиянию.

Она говорила, что это результат длительных репетиций, но я был уверен, что все дело в ее прирожденном таланте. Леона не просто повторяла движения, которым ее научили. Если б это так, то неизбежно была бы заметна неестественность. А ее движения были свободными, как у бегущего леопарда, она танцевала так, как подсказывала ее натура.

Массовый танец переместился на покрытую песком площадку алтаря Абу-Симбел, и Леона была в самом центре.

И тут вдруг — просторная круглая сцена в Голливуде, окруженная роскошными декорациями. Леона бежит на роликах по этой сцене в древнеегипетском одеянии, сопровождаемая кордебалетом на заднем плане, и поет песню в быстром ритме. Ее платье, расшитое блестками, сверкает, подобно волшебному видению.

Натанцевавшись и напевшись, Леона бросается на грудь Радамесу, преобразившемуся в двадцатом веке в летчика-истребителя. Обнимаясь и целуясь, они выходят наружу.

Снаружи начинается рассвет, солнце поднимается над морем. Камера отъезжает, и становится видно, что они стоят перед пирамидой Бич-Пойнт. Видимо, это комбинированная съемка. В стеклянной верхушке пирамиды отражаются лучи восходящего солнца, и благодаря специальным техническим приемам вся пирамида сверкает, как драгоценный камень.

— Прямо как хрусталь, — шепчет Радамес.

— Хрустальный рассвет, — соглашается Леона.

— Начало нового года!

Играет главная тема, начинается их медленный танец в честь начала нового года, идут титры с именами членов съемочной группы.

Леона бодро вскочила с дивана, повернулась к нам и, приложив руку ко лбу, шутливо поклонилась.

Мы с Митараи — ну, я-то уж точно — разразились бурными аплодисментами. Не знаю, как мой друг, но я был совершенно искренен. Фильм получился великолепный. Я обожаю фильм с Джином Келли «Поющие под дождем», после него — «Дорогу на Бали», и мне показалось, что «Аида-87» не уступает «Поющим под дождем».

— Этот шедевр останется в истории кино! — воскликнул я абсолютно честно.