Хрустальная сосна

Женщина стащила простыню с моей соседки и принялась подсовывать ей судно. Меня охватил новый приступ тошноты.

- Где… я? - наконец задал я вопрос.

- В реанимации, - спокойно ответил врач. - То есть в палате послеоперационного периода.

Реанимация… Прежде это слово вызывало во мне ужас. Реанимация - нечто среднее между жизнью и небытием, страшное место вроде камеры смертников. А теперь мне было уже все равно, где лежать. Хоть в реанимации, хоть в морге. Хоть на том свете.

- Вы полежите тут несколько дней, - добавил врач, словно читая мои мысли. - А потом переведем вас обратно в простую палату. Сразу после операции под общим наркозом положено некоторое время провести в реанимации.

Я молча кивнул.

- Ну что ж, выглядите вы неплохо, - подытожил он. - Завтра посмотрим и перевяжем вашу руку. А пока отдыхайте и восстанавливайте силы. Постарайтесь только не спать некоторое время. Так надо после наркоза. Я опять кивнул, не найдя смелости спросить, что сделали с моими пальцами, если они так чешутся и болят…И врач ушел, а я остался лежать. На спине, не в силах перевернуться хотя бы на бок - словно тяжелый опрокинутый жук - до самого вечера. Несколько раз приходила медсестра и ставила мне капельницу. Видя, что я совершенно один и никто за мной не ухаживает, сердобольная женщина в цветастом платье - как выяснилось, невестка той, что лежала после операции на соседней койке и тихо охала весь день - пыталась поправлять мне одеяло, поила меня водой, чаем и даже специально сваренным бульоном, которого у нее было много, поскольку свекровь от всего отказывалась. Я с благодарностью принимал ее уход, и у меня не было сил смущаться, что абсолютно чужой человек незаслуженно участлив ко мне.

До самого вечера я старательно пытался не спать, как велел доктор. С великим трудом я дождался последней капельницы и разрешения уснуть. За этот день, в течение которого лежал, почти не шевелясь, я устал больше, чем от самой напряженной смены в колхозе…

*-*

А на следующее утро сестра стала делать мне перевязку. Она сама, достала из-под простыни мою руку - мою больную руку с зудящими пальцами, размотала бинты - и я увидел… Того, что болело, и чесалось, на самом деле уже не существовало. Осталось лишь то что когда-то называлось моей рукой. Той самой, которой я играл на гитар, ласкал Инну, держал карандаш и плоскогубцы, даже стрелял из автомата… Но теперь это была уже не рука. Не моя рука. На месте трех пальцев бугрилось что-то чужое, уродливое, сочащееся кровью, перечеркнутое стежками швов, из которых вдобавок торчали резиновые трубки…

Меня едва не вырвало при одном виде собственного тела.

Я отвернулся и закрыл глаза.

*-*

**Мои послеоперационные дела, судя по всему - на удивление для меня - шли неплохо. Потому что через три дня из этой странной палаты, где вперемешку лежали мужчины и женщины, меня вернули в прежнюю, на ту же самую койку у стены.

Чувствовал я себя значительно лучше. Но на душе было как-то гадко. Безразличие первых дней прошло - и ему на смену явилось тупое, холодное отчаяние.

Я словно только сейчас*понял*, что пальцы мои отрезаны, рука изуродована и теперь, что бы ни случилось в жизни, я*навсегда*останусь инвалидом, неспособным на многие действия, о которых нормальные люди даже не задумываются.

Сестра уже не возилась со мной на койке - я сам каждый день ходил на перевязку.

- Как себя чувствуете? - спросил врач прежде, чем разматывать мою руку в первый раз.

- Нормально, - безучастно ответил я.

- Что-нибудь беспокоит?

- Да нет, - я мотнул забинтованной рукой. - Что меня теперь уже может беспокоить?

- Пальцы ампутированные болят?

- Болят, - вздохнул я. - И чешутся… Все, что мне осталось - вместо пальцев одна лишь боль от них.

- Ну-ну… Духом-то не надо падать!

- А…- безнадежно протянул я. - Падать-не падать… Все теперь уже.

Поздно.

- Что - "все"?

- Вообще все.

- Что ж вы раскисли так, - укоризненно покачал головой он. - Перед операцией держались молодцом, а теперь, когда все позади…

- Тогда мне было так плохо, что казалось все равно. А теперь, когда именно все позади, - я почувствовал, как против воли дрожит голос. - Все позади. А впереди - лишь вот это… Я поднял белую культю.

- Ну уж… Вы ведь, кажется, по профессии инженер?

- Ну да. А что?

- Инженер. Так что же разнюнились? Вы же головой работать можете, а не руками. Вам что - эти три пальца всей профессии стоят? Вы же не скрипач, не слесарь, и даже не карманный вор, в конце концов! Врач улыбнулся. Я молча смотрел на него. Сейчас еще "Повесть о настоящем человеке" вспомнит, - подумалось мне.

- А впрочем, и скрипач может себя перемочь, - продолжил он. - И найти себя… Вы, конечно, читали…

Точно, - подумал я. - Сейчас скажет.

- Впрочем, это смешно, - перебил он сам себя. - Конечно читали и не мне проповедовать вам элементарные истины. Вы умный человек и должны сами понимать ситуацию.

Я ничего не ответил.