Хрустальная сосна

— Ну конечно! Ты же каждую девицу бежишь вызволять, вооружившись топором против пятерых деревенских жлобов!

— Каким топором?! — мне было одновременно приятно и неловко. — Тебе показалось все!

— Да уж, конечно, показалось, — передразнила меня Вика. — В общем — спасибо тебе. За все. Что было. И что будет… Она замолчала, сидя рядом со мной на дощатой скамейке. В сущности, я видел только ее смутный силуэт, лишь в глазах чуть отражался свет почти незаметных звезд. Да по рыжим волосам иногда перебегали лунные блики. Но я ловил ее запах — чистый, свежий запах желанной мною женщины… Да, желанной: кто-то другой, вдруг проснувшийся во мне, хотел ее. Хотел неимоверно и уже не абстрактно, а именно ее — рыжеволосую Вику, мою Вику, почти отдавшуюся мне на солнечном лугу… Протянув в темноту руку, я нашел ее бедро и сжал чуть выше колена. Вика вздрогнула, и дрожь ее передалась мне; нога ее была одновременно тугой и мягкой, очень теплой даже сквозь толстые брюки и страшно манящей к себе…

— Вика… — осторожно позвал я, решаясь и не будучи в силах решиться.

— Что?… — тихо переспросила она.

— Знаешь… Я… Ты… Ну, в общем…

Вика молчала, ожидая от меня слов или действий.

— Мне кажется, ты…

— Знаешь, Женя, — вдруг совершенно серьезно перебила она. — Сейчас не время… Уже поздно. Давай… давай все завтра, хорошо? Завтра…

— Завтра… — эхом отозвался я. — Лишь бы было навсегда двадцать первое июня, лишь бы следующий день никогда бы не настал…

— Ты о чем это? — не поняла она.

— Да так… Песню вспомнил. Есть такая, только я ее редко пою…

— Завтра и споешь, — усмехнулась Вика.

— Да, конечно… Завтра. Все будет завтра, — ответил я.

Мой внезапный порыв куда-то делся, желание спало, и было уже стыдно за все, что минуту назад проносилось в моих мыслях. И я был рад, что Вика — кто бы мог подумать… — не приняла мои необоснованные притязания и отказалась быть со мной в эту ночь. Я в очередной раз поразился ее женской проницательности. Она словно поняла, что сейчас я хотел не конкретно ее — а распаленный подслушанным половым актом, забылся и возжелал любую попавшуюся женщину. Что она просто подвернулась мне сейчас, а наутро я бы сам обо всем горько жалел и раскаивался, и стыдился бы посмотреть ей в глаза… Или все-таки я хотел сейчас именно ее?

Разбираться было поздно. Вика уже встала со скамейки.

— Завтра… А сейчас… Наверное, Костя Людку уже оприходовал, и мне можно идти спать…

Тихонько засмеявшись, она исчезла в темноте. И я опять остался один. Наедине с собой в этой странной, дурманящей ночи. Откуда-то из-за палаток, доносилась возня, стоны и хрипы и шелест поцелуев. Ночь любви продолжалась. Я вздохнул и полез в палатку.

Откуда-то неподалеку неслись тихие, возбужденные, накаленные страстью голоса. Я не стал вслушиваться, кто там и с кем. Мне было все равно. Главное, что там был не я и не мог быть в принципе… Впрочем, особо сильно я в этом и не нуждался — по крайней мере, всю жизнь я убеждал себя так, и что изменилось именно сейчас? Я залез в спальник с головой и закрыл глаза, призывая сон. Кто-то где-то целовался, раздвигал кому-то ноги, кто-то разрисовывал звездами голую грудь… Мне ни до чего этого не было дела. Потому что я был отдельно от всего. Я был один. Опять один — среди этой ночи. И, возможно, на всей земле… Завтра — точнее сегодня — предстояла утренняя смена. И неважно, милый друг, все, что было накануне — все, что нам преподнесет глубина и высота… Следующий день настал уже давным давно. Спать оставалось не более трех часов…

15

Наутро трава была покрыта серой, словно пепел, росой. Лучи нехотя поднимавшегося солнца сверкали в ней россыпями настоящих бриллиантов. Как ни странно, после почти бессонной ночи во мне царила удивительная, незнакомая легкость. Я просто не чувствовал своего тела.

Я пробежал к реке, оставляя за собой широкий темный след на траве, поплескался в ледяной струе и мне стало еще легче. Хотелось петь, кричать, прыгать по мокрому лугу… Хотелось жить. Народ подтягивался к столу. У всех был выжатый вид. Вероятно, «ночь любви», действительно оказалась насыщенней предыдущих. На Тамару мне казалось неловко смотреть после всего, что я слышал и видел в этой вот самой столовой. Секретарша Люда вообще не вышла к завтраку. И на работу мы собрались вчетвером. Я почти с удовольствием съел подгорелую и несоленую Ольгину кашу, выпил жиденького чаю.

Грузовик тихо подъехал к столовой и остановился без звука, как в немом кино. Шофер из кабины не высовывался. Мы залезли в кузов и поехали на полевой стан.