Хрустальная сосна

— Ты поезжай, — тихо попросил я, чувствуя, что еще чуть-чуть — и я не выдержу, сам попрошу поехать со мной, и покатится к черту вся моя жизнь, предмет гордости и покоя, и уверенности в завтрашнем дне.

— Сейчас поеду… — ответила Ольга. — Поеду уж. Иначе…

А сама не двигалась, продолжая меня гладить. Я приподнялся с ее колен и сел прямо, мгновенно почувствовав тошнотное головокружение и стараясь этого не выдать.

— Поеду! — с отчаянием повторила Ольга и порывисто встала. — Все, уезжаю…

— Спасибо тебе, — в который раз повторил я.

— Пока, Женя! — она сделала ко мне шаг и остановилась с отчаянным, мучительным выражением на лице. — Я… Я не буду целовать тебя на прощанье, потому что иначе… иначе уж точно не смогу уехать… Но представь себе, что я тебя поцеловала…

— Представляю, — я попытался улыбнуться.

— Очень крепко, не так как сейчас.

— Представил точно, — я уже почти не слышал своих слов сквозь туман, плывущий в голове.

— Я хочу, чтобы ты скорее поправился! И… И можно, я позвоню тебе, когда вернусь в город?…

— Конечно, — ответил я, из последних сил борясь с головокружением и даже не подумав, что она не знает моего телефона. Фигура Ольги расплывалась в моих глазах. Она шагала к дороге по ромашковому полю, утопая в цветах выше колен…

— Оля!!! — прокричал я, ощущая, что какая-то часть моей жизни, неожиданно прорезавшейся и осознанной, уже навсегда покидает меня. — Оля…

— Что?… — раздалось сквозь ватную стену.

— Ты… Береги себя! — крикнул я, уже не уверенный, что она меня слышит.

Сверкнув голыми ногами, Ольга взобралась на насыпь и исчезла за машиной. Кровь опять горячо колотилась в ушах, «ЗИЛ» тронулся с места совершенно беззвучно, как в немом кино. Лишь несколько секунд спустя до меня донеслись два длинных гудка. Она еще помнила обо мне — женщина с тонкими руками, неимоверным усилием ведущая по разбитой вдрызг дороге тяжелую, как танк, машину… Рисковавшая ради меня, не сделавшего ей в жизни ни капельки добра. Женщина, которая предлагала мне себя и которую я отверг… И возможно, напрасно, хотя теперь уже было поздно жалеть.

Я сидел, закрыв глаза, снова погружаясь в лихорадочное полубытие. На дороге раздался шум — это пустой грузовик, подпрыгивая на ухабах, летел к лагерю за вечерней сменой. Через какое-то время он промчался обратно, уже на полевой стан. Я знал, что почти сразу же он вернется и снова поедет в лагерь, доставляя отработавших. И на нем будет ехать Катя… И Славка… И Вика, и Володя, и Костя… Все, кого я считал своими друзьями, с кем вкалывал до потери пульса, для которых пел около костра…

Отчаянная Ольга уже давно была в лагере, но мне вдруг захотелось чтоб грузовик с утренней сменой остановился около переезда. И мои друзья — если я им не вконец безразличен — выбрались из кузова, пусть даже шофер отказался бы ждать и им предстояло шагать дальше пешком… Чтоб они подошли ко мне, одиноко сидящему на грязных досках, и провели со мной последние минуты перед отъездом… Я бы мог, конечно, выползти на край платформы и помахать рукой. Но я знал, что моя одинокая фигура и так заметна с дороги. И если кто-то захочет…

Грузовик не заставил себя ждать. Весело пропылил по шоссе и скрылся за лесным поворотом. Я успел различить стоящих в кузове Катю и Славку, и еще рыжие волосы Вики взметнулись из-за борта, подхваченные ветром. Никто не думал стучать по кабине, останавливаться, бежать ко мне.

Меня не заметили, — успокоил себя я, словно это было так важно в моем нынешнем отчаянном положении. Думали, что я еще в лагере, и Геныч с Лавровым тоже не знали и ничего им не сказали. Но сейчас они все узнают. И снова заберутся в ту же машину и приедут ко мне. Должны приехать… Должны…

Должны — потому что иначе упадет и рухнет вся моя прежняя, надежная и проверенная система взглядов. Где дружба и товарищество, многажды воспетые мною же в песнях, превыше всего, и где попавшему в беду всегда протянут руку… И где…

Но ведь мне пришла на помощь Ольга, чего еще желать? Нет, Ольга — не в счет, это совсем другое, основанное на каком-то неосознанном внутреннем, личном порыве. А где та самая крепкая дружба, в которую я верил столько лет?

Прошло еще сколько-то времени, и вернувшийся из лагеря грузовик еще веселее прокатился облаком пыли и исчез за поворотом к полевому стану.

Никто не думал приезжать. Ни мой названный лучший друг. Ни та, ради которой я подставил руку под удар осколков, спасая ее и калеча себя…

Мне стало настолько пусто на душе, что я почувствовал: еще немного, и я в самом деле умру. Умру даже не от своей раздувшейся руки, а просто так — от тоски и одиночества, брошенный всеми на этой забытой платформе.

И в этот момент я заметил электричку. Она появилась совершенно незаметно, выползла зеленой гусеницей из-за далекого леса и медленно приближалась по огромному ромашковому лугу, раскинувшемуся около полотна.

Вот и все, — с облегчением и одновременно какой-то невнятной горечью подумал я. — Уезжаю. Спасен… И плевать на то, что никому до меня нет дела. На все плевать… и на всех…

* * *