— О том… о том что… — Эбигейл лицом чувствовала, как кровь приливает к щекам. Она осторожно посмотрела на прищуренный взгляд вроде как холодного выражения лица парня, в котором вопреки его стараниями плескались смешинки, танцуя с чертятами. — О том, что… нехорошо, наверное, с моей стороны… запрещать тебе то… что делают обычные… парочки…
— Ух ты… — как-то ну очень первоклассно безэмоционально произнёс Шото. — Это официальное разрешение?
— Ну да… да, наверное, это оно…
— И я могу целовать тебя всегда, когда захочу?
— Ну вот не прям, чтобы всегда… — всё ещё дико смущаясь лепетала Эбигейл, — есть же определённые обстоятельства… ну там при папе точно нет…
— Это аксиомы. Их в расчёт не берём.
— Ну тогда… да, наверное, всегда, когда захочешь…
— И могу не спрашивать у тебя?
— Ну я… ну ты никогда не спрашиваешь… так что особой разницы не будет…
— И сейчас могу? — поднял бровь парень, но тут же получил слишком резкий отказ:
— Нет!
— Нет? Почему? Ты же сама сказала…
— Это разрешение вступит в силу через три минуты! — зажмурившись не понятно от чего, быстро проговорила Эбигейл, сглатывая концы слов. Тодороки всё ещё не очень понимал ход мыслей девушки, поэтому выражение лица было у него весьма озадаченное.
— Давай тогда ты напишешь письменное разрешение, подпишешь его, и мы ещё двадцать дней подождём, пока закон вступит*…
— Ну помолчи, пожалуйста, и дай мне договорить!
Девушка крикнула это так неожиданно, что Шото и впрямь замолчал, непонимающе смотря на сбито дышавшую девушку. Её пальцы, сжимающие вокруг мышц его плеч, подрагивали, а красное лицо было спрятано за волосами. Она кусала губы, собираясь с силами.
— Я хочу… просто… вот чёрт… — Эбигейл тихо ругнулась себе под нос, после чего стала дрожащими руками тянуться к лицу Шото. Он искоса наблюдал за тем, как её тёплые ладошки накрыли его щёки, едва ощутимо и нежно касаясь её. Подушечки больших пальцев проскользили по скулам, после чего она прошептала:
— Словами это нельзя выразить…
И резко подалась вперёд, накрывая губы парня своими.
Тодороки сперва чуть не выпустил девушки из объятий, и первые секунды вообще мало понимал, что сейчас произошло. Эбигейл поцеловала его! Сама! Он её не заставлял! Не насиловал её губы поцелуем! И он даже не получит за него потом бесконечные удары её крохотными кулачками! Ну, хотелось в это верить.
Хоть это и было просто прикосновение девичьих губ, оно в миг вызвало пожар в сердце парня.
Тем временем Эбигейл отстранилась и с красными, как варёный рак, щеками смотрела на Шото, ожидая его реакции. Глаза парня были как-то слишком удивлённо расширены. Он медленно поставил её на ноги, боясь, что просто уронит, после чего продолжил пилить её неменяющимся взглядом. Айзава даже злорадно подумала о том, что теперь она смогла вывести его из колеи, а не наоборот, как это обычно происходит. Потом Эбигейл несколько секунд гадала, возьмёт ли он её роль на себя и треснет его из-за смущения: девушка даже немного отодвинулась от Шото, как только эта мысль появилась у неё в голове и стала подозрительно смотреть на него. Но парень всё так же пребывал в ступоре и даже не моргал, Айзава-младшая даже забеспокоилась.
— Ну… я… Я хочу, чтобы не только ты показывал свои чувства… Я хотела… сама… поцеловать… тебя… Я ведь тоже люблю тебя…
— Скажи… — хрипло спросил Тодороки, слегка хмурясь. — Это так тот инцидент с самолётом на тебя повлиял?
— Я совру, если буду отрицать это, — нехотя ответила Эбигейл, снова непроизвольно напрягая пальцы, которыми сжимала плечи парня. Девушке было трудно признаться самой себе, что именно близость кончины заставила её во многом переосмыслить свою жизнь. А особенно — собственное желание быть героем.
Но она смогла пройти испытание Все за Одного. И пусть это Эрика посадила самолёт, беря на себя громадный груз ответственности за несчётное количество душ, не только летящих на том Боинге, Эбигейл не сбежала оттуда и не оставила шатенку одну. Правда она снова позволила себя защитить. Но над этой проблемой она поработает на уроках с классом и лично с отцом.
— Три минуты уже прошли? — вдруг спросил Тодороки. Девушка даже не поняла, к чему он это сказал.
— Что? Какие три минуты?
— Приму это за «да».