Хрустальное сердце фарфоровой куклы (СИ)

Шото поддался вперёд, подтягивая за ягодицы девушку выше и запечатлевая на её нежных, давно не использованных по его любимому назначению губах второй за последние пять минут поцелуй. Потом ещё один и ещё один, медленно распаляя искру в груди Эбигейл, чувствуя, как она с каждой секундой расслабляется. Вот она уже отвечает ему, робко поначалу. Вот она льнёт к его груди. Вот её руки скользят вверх и зарываются в его двуцветные волосы, оттягивая у самых корней и посылая от этого места электрический разряд по всему телу парня. Вот правой она сама склоняет его голову, меня угол поцелуя и приоткрывая свои губы. Тодороки воспользовался возможностью и скользнул языком в её ротик. Айзава вздрогнула, но остановить его не посмела. Мазнув по её языку своим, парень начал медленно, игриво и осторожно, будто боясь спугнуть, смаковать её верхнюю губу, кончиком языка подталкивая её вверх и засасывая.

Ощущение чего-то инородного в себе не давало Эбигейл возможность полностью расслабиться и раствориться в моменте их маленького акта любви. Раньше такого ещё не было. Она знала, что парочки так целуются и любят это делать. Она читала об этом в романах, видела в любовных фильмах, даже наблюдала за этим лично, когда замечала плохо уединённых влюблённых в парках города. И вот сейчас это произошло и с ней.

— Наглеешь, Тодороки… — задыхаясь, шепнула Эбигейл, сумев лишь на краткие две секунды отстраниться и перевести сбившееся от неожиданности и собственной смущённости дыхание. Но большего отдыха ей парень не позволил: даже не отвечая на её сказанное «для галочки» замечание, он переместил одну руку на её шею, притягивая к себе. Из-за резкого смещения баланса и точек опоры, Эбигейл пискнула, на миг допустив вариант дальнейшего развития событий, учитывающий неконтролируемое падание. Но Руки Тодороки внушали такое доверие и лёгкий возбуждающий трепет от силы мужских мышц, что она вмиг отмела эту невероятно глупую мысль. Шото снова завладел её горячей, слегка покусанной алой кожицей лица, слишком откровенно проведя по ним языком в момент, когда девушка слегка сдвинулась вниз в его руках, после его несколько раз неглубоко втолкнул кончик меж её губ, каждой клеточкой своего органа вкуса чувствуя, как скользит между ними, раздвигая.

Тут дверь за спиной Тодороки издала непозволительный и непредвиденный хлопок. Такие моменты под страницами какой-нибудь романтичной манги о любви подростков в интернете читатели называют: «Птица-обломинго пролетала мимо и решила зайти на огонёк». Уж кто-кто, а Эбигейл знала это не понаслышке.

А в их ситуации роль этой самой птицы принял на себя Айзава.

Комментарий к Глава

XXXIII

. Её спасение *В Японии закон вступает в силу с двадцатого дня после его обнародования.

====== Глава XXXIV. Расплата за милосердие ======

Вам, должно быть, нелегко живётся, если вы всё ещё верите в справедливость.

Эрих Мария Ремарк. «Время жить и время умирать»

— Разве аксиомы не должны быть не нарушаемы? — тихо просила Эбигейл у Шото, сконфуженно сжавшись под почти не шокированным от представившейся картины взглядом отца.

— Теорема? — предположил Шото, тоже смотря на молчавшего учителя с какими-то бумагами в левой руке — правой он всё ещё держал ручку закрывшейся за спиной двери.

— Они тоже не нарушаемы…

— Тогда: исключение из правил, — заключил Тодороки. Мысль о том, чтобы впустить девушку из рук и выйти из компрометирующего положения ещё не посетило его заторможенное сознание, поэтому Сотриголова решил помочь ученику:

— Сделаем так… сейчас я выйду, досчитаю до десяти и войду.

Не дав подросткам и слово вставить или хотя бы согласиться с его гениальнейшим планом, мужчина вышел из палаты. Действительно, прошло ровно десять секунд, когда он снова вошёл внутрь, вновь не постучавшись. К этому моменту Эбигейл уже сидела на своей кровати, сжав ноги вместе и положив сложенные руки на них. Девушка старательно делала вид, что ничего не произошло, хотя её красное лицо говорило само за себе.

Тодороки же, сложив руки на груди, стоял у стены, опираясь о неё спиной. Вот кто-кто, а он был мастер в управлении мимикой и каждой мышцей своего тела, поэтому его флегматичное выражение лица было идеальным.

Сотриголова повернулся к Эбигейл.

— Итак… кхм-кхм… — Айзава прокашлялся, разминая засохшее горло. В руках, как оказалось, были документы о выписке его подопечной и медицинская книжка. — Больница более тебя не держит, поэтому собирайтесь — поедем в академию.

— И Тодороки? — немного удивлённо спросила Эбигейл. — Разве общежития для классов уже готовы?

— Да, — Шота кивнул. — Все твои одноклассники уже переехали. Ты можешь зайти к ним вечером.

— Это замечательная новость, — девушка улыбнулась прижимая руки к часто-часто бьющемуся сердцу. Как хорошо было осознавать, что небольшая тахикардия возникла на фоне радости, а не стресса и ужаса. — Но как же… как же Эрика?

— Я не сказал Бакуго и остальным… но думаю, вы сможете молчать.

Эбигейл эмоционально закивала, а Тодороки кивнул. Тогда Айзава продолжил: