Хрустальный горизонт

В середине ее возвышается холм, на котором, как фата-моргана, сверкают на солнце золотые крыши. Это Потала! Огромная белая крепость с черными оконными проемами, кажется, выросла из холма. Она сужается кверху и заканчивается выкрашенной в красный цвет частью, которая увенчана позолоченной крышей, похожей на крышу пагоды. Как огромный каменный корабль, возвышается Потала на Марпори, «красной горе». Я человек неверующий, но без труда могу себе представить, как чувствуют себя набожные пилигримы, в первый раз увидев собор св. Петра или Мекку. Слово «Потала» означает «надежная гавань» (Санскритское слово «потала» действительно означает «гавань», «порт». Однако название дворца в Лхасе, видимо, восходит к тибетскому слову Потала — мифическая гора, обиталище бодхисатвы Авалокитешвары, воплощением которого является далай-лама), а слово «Лхаса» — «город богов». Однако чем ближе мы к городу богов, тем больше меня раздражают безобразные алюминиевые баки и бетонные фасады домов, похожие на казармы. Что осталось от старой Лхасы? Не доезжая до города, наш джип сворачивает налево, в маленькую аллею; затем, проехав два шлагбаума, въезжаем в небольшой огороженный со всех сторон поселок, это так называемый гостиничный город. Мы снова в гетто. После того, как мы перенесли свое имущество в просторные, красиво обставленные комнаты, нас провели в столовую. Занимаем места за покрытым белой скатертью столом. В стеклянном кувшине пластмассовые цветы. «Добро пожаловать в Тибет!» Смотрим на чистый туристский бланк. Торопливо глотаем пищу. Теперь мы свободны. Нас с Неной тянет в город, к счастью, офицер связи и переводчик ушли в свои комбаты. Они должны привыкнуть к высоте в покое. Лхаса как-никак лежит на высоте 3700 метров.

3 километра от отеля до города проходим пешком. У нас есть с собой старинная карта-схема, и мы прежде всего ищем Лингкор, знаменитую улицу пилигримов, которая тянется вокруг священной части города. Асфальт, бетон и гудящие грузовики соседствуют со статуями Будды и с ползущими в пыли пилигримами. Пройдя мимо банков с зарешеченными окнами и других административных зданий, которые, как безобразное жабо, окружают парящую над всем Поталу, мы попадаем в узкие улочки и вдруг оказываемся на Паркхоре, улице, кольцом опоясывающей храм Джокханг, самое священное место Тибета. Его окружают старые тибетские городские дома с резными оконными наличниками. У их стен на земле расположились со своими товарами торговцы. Ткани, обувь, шерсть, жестяная посуда. Пестрая людская толпа бредет по кругу по часовой стрелке. После вакуума, в котором мы оказались в Пекине, дух захватывает от оживленности старой Лхасы. Здесь толпятся пилигримы со всего Тибета. Высокие мужчины из мятежной провинции Кхам, с торчащими вверх косичками, перевязанными красными шерстяными лентами; тибетцы из Амдо (Кхам, Амдо — исторические области Тибета, расположенные на территории современных провинций Цинхай и Ганьсу (Амдо), Сычуань, Юньнань и восточной части Тибетского автономного района (Кхам). Племена Кхама отличались воинственностью, вплоть до образования КНР они вели полунезависимый образ жизни, принимали активное участие в антиправительственных выступлениях второй половины 1950-х гг.), которых можно узнать по их круглым шляпам; кочевники в засаленной одежде из овечьих шкур. В уличной пыли — старая женщина, ползущая по Паркхору. Когда ее лоб и защищенные деревянными дощечками руки касаются земли, она приподнимается, затем снова вытягивается во всю длину своего тела. Раньше пилигримы таким способом нередко проходили весь путь от своей деревни до Лхасы.

В Лхасе, которая была столетиями отгорожена от мира, иностранцы — все еще нечто вроде диковинных зверей. В мгновение ока мы были окружены таким тесным кольцом, что нам не хватало воздуха. Смотрим в смеющиеся глаза, едва не теряя сознание от дыма, запаха сала и мочи. Почти каждый держит у нас перед носом какой-нибудь амулет, драгоценный камень или лоскут материи, желая продать его. Я счастлив: наконец-то мы здесь.

Перед храмом Джокханг под древней засохшей ивой, увешанной молитвенными флажками, расположились пилигримы и нищие с детьми и всем своим скарбом. Запах от воскурений мешается с запахом масляных лампад. На каменных плитах перед входом в храм распластались молящиеся. Их пальцы перебирают жемчужные четки, губы шепчут молитвы. «Ом мани падме хум» («О, драгоценность в цветке лотоса»).