Я подсела поближе к камину и протянула руки к огню. Неужели я действительно просто дурочка? И что связывает меня с Керованом после восьми лет помолвки? Только эта игрушка с грифоном? Но иначе я поступить не могла и ни о чем не жалела.
Как быстро забылось мирное время! Я понял, что к состоянию постоянной опасности и настороженности тоже можно привыкнуть.
Когда до Ульма дошли первые вести о начале вторжения, отец собрался сам вести отряд на юг, но обстоятельства заставили его передумать. Прежде всего, он понял, что враги обязательно явятся к нам, так как для них очень важен Ульмпорт, и он лучше, чем кто бы то ни был, сможет защитить его; а во-вторых, отца давно уже донимал ревматизм. Эта болезнь, при походной жизни и ночевках на земле, быстро превратила бы сильного воина в калеку. Так что наш отряд под знаменем Грифона повел на юг я. Очень хотел ехать со мной и Яго, но старые раны его не пустили. Сопровождал меня маршал Юруго.
Мой сводный брат и Роджер вернулись к родным моей матери, так как воевать они пойдут под их знаменами. И я, признаться, был этому рад. Открытых столкновений между нами не было, и даже Хлимер больше не приставал ко мне, но я в их присутствии никогда не чувствовал себя спокойно. Слишком сильно ощущалась их неприязнь ко мне.
Правда, в то время я так редко бывал в замке, что встречался с ними не часто. Мне пришлось стать глазами и ушами отца, которого уложил в постель очередной приступ ревматизма. Я то и дело уезжал то в долины, то на побережье, проводя разведку, знакомясь со своими будущими владениями и с нашими людьми.
По тому, с каким страхом и недоверием встречали меня сначала в долинах, я понял, как прав был Яго в своих опасениях. Люди наслушались таких сказок обо мне, что, действительно, готовы были считать меня чудовищем. Но мой отряд и мои слуги, которые уже успели привыкнуть ко мне, не видели во мне ничего особенного. Яго говорил, что все, кто общался со мной, теперь разоблачали эти басни, рассказывая всем и каждому, что я нормальный человек и могу быть лордом не хуже любого другого.
Моего сводного брата в долинах не любили за его вздорный и мстительный нрав. Еще с первой нашей встречи мне померещилось в нем что-то от быка, и я не ошибся. Он презирал и не считал за людей всех, кто был ниже его по положению, считая, что они созданы, только чтоб служить ему. А такое редко кому может понравиться.
Но, с другой стороны, Хлимер был сильным и опытным бойцом. Длинные руки и высокий рост давали ему такое серьезное преимущество, что я бы не хотел встретиться с ним на поединке.
Он все время старался показать мне, какой властью и авторитетом пользуется в вашем доме. Я же решил пока ни с кем особо не сближаться, боясь наделать ошибок. Слишком долго я был вдали от общества, чтобы хорошо понимать людей и уметь располагать их к себе. Так сложилось, что в замке моего отца я был одинок. Я не искал пока себе ни врагов, ни друзей, и это меня вполне устраивало.
Я часто задумываюсь, как сложилась бы моя жизнь здесь, если бы не началась война. Когда Яго вернулся из Иткрипта, куда он отвозил мои подарки, он отозвал меня в сторону и подал маленький сверток. В нем оказался вышитый мешочек и маленький, с ладонь, портрет моей невесты. Яго объяснил, что это шлет мне леди Джойсан и просит прислать ей мой портрет.
Я поблагодарил своего воспитателя и, как только он отошел, вытащил портрет. Трудно сказать, что ожидал я увидеть. Может, надеялся, что леди Джойсан не слишком красива и потому будет снисходительна к моей внешности.
С портрета на меня смотрела девушка, которую трудно было бы назвать некрасивой. Тонкое правильное лицо и огромные глаза светлого, голубовато-зеленого оттенка. А возможно, художник просто не сумел передать их изменчивый цвет.
Я сразу почувствовал, что тот, кто рисовал портрет, вовсе не стремился приукрасить ее. Именно такой она и была в жизни. Не строгая красавица, но лицо благородное, необычное и сразу запоминающееся. Волосы темные, как и у меня, каштановые с теплым отливом в золото, как у осенних листьев. От висков к подбородку лицо резко сужалось и казалось почти треугольным. Девушка смотрела на меня без улыбки, с каким-то необычным вниманием и, кажется, вопросом.
Такой увидел я впервые леди Джойсан. Так стоял я и рассматривал портрет, все яснее осознавая, что эта девушка — действительно, моя судьба. Счастливая или нет, я не знаю, но чувствовал, что с ней и только с ней связана моя жизнь. Это было такое острое чувство неотвратимости, что на секунду я даже ощутил к ней неприязнь. И тут же, устыдившись этого, спрятал портрет обратно в мешочек. Сейчас было не время и не место думать об этом.