Хрустальный грот. Полые холмы

Даже на этой заезженной кляче путь показался мне короче, чем я его помнил. Вскоре мы подъехали к мельнице, пересекли большой тракт и стали подниматься вверх по долине. Будто и не было прошедших лет. Казалось, только вчера я ехал по этой же залитой солнцем долине и ветер трепал серую гриву Астера. Даже не Астера еще, а того первого конька, который был у меня до него, поскольку… под тем же терновым кустом сидел все тот же полоумный дурачок и так же сторожил овец, как и в первый мой приезд. Когда мы выехали к развилке тропы, я обнаружил, что оглядываюсь в поисках вяхиря. Но на склоне горы было тихо, только в молодом папоротнике шуршали кролики. То ли моя каурая почувствовала конец своего путешествия, то ли ей понравилось ступать по траве с нетяжелой ношей на спине, но она будто ускорила шаг. Теперь уже впереди виднелся скалистый утес, за которым скрывалась пещера.

Возле зарослей боярышника я натянул повод.

— Вот мы и приехали. Это здесь, над утесом. — Спрыгнув с седла, я бросил повод Кадалу. — Оставайся здесь и жди меня. Через час можешь подняться. — Немного подумав, я добавил: — И не тревожься, если увидишь что-то наподобие дыма. Просто из пещеры вылетят летучие мыши.

Я уже почти забыл о знаке Кадала от дурного глаза. Теперь он вновь его сложил. Рассмеявшись, я покинул слугу.

3

Даже раньше, чем вскарабкаться по огибающей небольшую скалу тропинке на лужайку перед пещерой, я знал.

Назовите это предвидением. Мне не было знака. Разумеется, здесь стояла тишина, но эта тишина царила здесь всегда, когда я приближался к пещере. Но это безмолвие было иным. Лишь несколько минут спустя я понял, в чем дело: я не слышал журчания источника.

Я вышел на изгиб тропы и, ступив на дерн, увидел… Не было нужды заходить в пещеру, чтобы убедиться, что Галапаса здесь нет. И никогда уже не будет.

В невысокой траве перед входом в пещеру кучками валялся какой-то сор. Я подошел поближе.

То, что сотворили здесь, еще не успело зарасти. Здесь пылал костер, погашенный затем дождем, который не дал огню окончательно все уничтожить. Передо мной лежала куча размокшего мусора — обугленные деревяшки и щепы, тряпье, превратившийся в бесформенную массу пергамент с ясно видными почерневшими краями. Я перевернул ногой ближайший кусок обгоревшей доски. И по резному рисунку на ней узнал, что это было. Сундук, в котором хранились его книги. А пергамент — это все, что осталось от самих книг.

Думаю, в мусоре можно было найти еще кое-что из его вещей. Я не стал их искать. Если книги погибли, то та же участь постигла и остальное. И Галапаса тоже.

Едва переставляя ноги, я подошел ко входу в пещеру. Остановился возле источника. Теперь я понял, почему не было слышно журчания: кто-то забросал источник землей, камнями и мусором, выброшенным из пещеры. Но источник еще бил, и сквозь все эти грязь и сор беззвучно сочилась вода, медленно стекала по каменной стенке, превращая дерн у ее подножия в вязкое болото. Мне показалось, что я различил в чаше выбеленный водой скелет летучей мыши.

Как ни странно, факел остался на своем месте — в нише у входа в пещеру, — и к тому же он был сухой. У меня не было ни кремня, ни кресала, но я сотворил огонь и медленно вошел внутрь, держа факел перед собой.

Наверное, моя плоть трепетала, словно из пещеры на меня подуло холодным ветром. Я уже знал, что обнаружу внутри.

Пещеру не просто ограбили — разорили. Все, что только можно было, вынесли и сожгли. То есть все, за исключением бронзового зеркала. Конечно, оно не стало бы гореть и, наверное, было слишком тяжелым, чтоб забрать с собой в качестве добычи. Сорванное со своего места, зеркало, словно пьяный, стояло прислоненное к стене. Больше не осталось ничего. Даже летучие мыши не шевелились и не перешептывались под сводом пещеры. Сама пещера откликалась не эхом, а пустотой.

Подняв факел повыше, я глянул в сторону хрустального грота. Его там не было.

На какое-то мгновение я поверил, что ему удалось скрыть вход во внутренний грот и самому спрятаться там. Затем я все понял.

Расщелина, ведущая в хрустальный грот, была на месте, но случай, или называйте это как угодно, сделал ее невидимой для непосвященных. Бронзовое зеркало упало так, что вместо того чтобы отбрасывать свет на проем в стене, наоборот, затеняло его. Отраженный свет падал на выступ скалы, который отбрасывал клин густой черной тени как раз на вход в хрустальный грот. Люди, занятые грабежом и крушением утвари, не могли заметить проход над уступом.

— Галапас? — позвал я, вслушиваясь в пустоту. — Галапас?

Из грота донесся легчайший шепот, призрачное нежное гудение, похожее на музыку, которую я слышал однажды ночью. Ничего живого; да я ничего и не ждал. Все же я взобрался на уступ и, опустившись на колени, заглянул внутрь.

Свет факела отразился в кристаллах, и по стенкам освещенной сферы заметалась четкая тень от моей арфы. Целая и невредимая, арфа стояла посреди грота. Больше там ничего не было. Только затихающий шепот в сверкающих стенах. Должно быть, в этих вспышках и переливах света таились видения, но я знал, что сейчас открою себя им навстречу.