Хрустальный поцелуй (СИ)

Я видела Ханса, сидящего на предпоследнем ряду. И, как только я наткнулась на него, больше не смогла отвести взгляд. Он сегодня был в костюме, как всегда, но теперь — с галстуком, и выглядел так красиво, что у меня защемило где-то в ребрах. Я хотела плакать от того, что он здесь, что он видит меня, стоящую перед всеми с дипломом в руках, что все это происходит с нами. Внезапно оказалось, что всех этих эмоций для меня — слишком много. Я хотела от них избавиться и вместе с тем — хотела броситься Хансу на шею и поцеловать его, чтобы хотя бы так разделить с ним все то, что чувствую.

Он заметил мой взгляд и улыбнулся мне. Я дрожащими губами улыбнулась в ответ.

А потом начались танцы.

Музыку сделали громче, стулья сдвинули к стене. Откуда-то появился стол с напитками — соки и компот, все прилично.

И мы танцевали, выйдя на середину зала, двигались под быстрые ритмы музыки вместе с ребятами, с которыми должны были расстаться уже на следующий день. А потом танцевали с преподавателями, с которыми хотелось расстаться уже очень давно. Потом танцевали с офицерами и людьми, которые стояли во главе лагеря и помогали этому месту быть таким, каким оно было.

Я все ждала, когда же Ханс пригласит меня на танец или хотя бы просто присоединится к нашему веселью, но он о чем-то разговаривал с не знакомым мне мужчиной. Я не спешила отвлекать его — в конце концов, мне и без того было, с кем танцевать, потому что девочки танцевали небольшой группкой, и меня в нее приняли с радушием.

А затем внезапно включили медленную музыку. Многие приняли это за начало небольшого перерыва и отошли к столам с напитками. Я пошла с ними, но смотрела я только на Ханса. Он, видимо, почувствовав мой взгляд, обернулся и кивнул. Поднялся со своего места, что-то сказав тому мужчине, и подошел ко мне.

— Позвольте мне украсть у вас эту юную фройляйн, — произнес он, обворожительно улыбаясь. Девочки захихикали, выталкивая меня к нему. Я только смущенно улыбнулась и подала ему руку, ведь мне было не впервой с ним танцевать.

Мы, так и держась за руки, вышли на середину зала. Там в такт музыке медленно качалось несколько парочек, но в основном это были сотрудники лагеря. Со стороны мы, наверное, смотрелись странно, но меня это мало волновало. Я чувствовала руки Ханса на своей талии, сама лбом прислонилась к его плечу, и мир вокруг прекратил для меня свое существование.

— Тебе очень идет это платье, — тихо сказал он, чуть наклонившись ко мне.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я. — Я сама сшила.

— Оно очень красивое. Ты молодец.

Мне не хотелось разговаривать, но вместе с тем — меня переполняли эмоции. Я хотела рассказать ему — в сотый, наверное, раз — как я не хочу завтрашнего дня, как я не хочу этого праздника и как мне в то же время все нравится. Эта атмосфера, этот смех, эти улыбки и тихие разговоры — от всего происходящего я чувствовала себя такой живой и настоящей, что мне хотелось только радостно прыгать и петь во весь голос, делясь своей радостью со всеми вокруг. Это ощущалось очень странно — такое болтание из стороны в сторону и такой контраст эмоций внутри, но я не могла иначе. И Ханс молчал, видя мое настроение. Только крепко держал меня в своих руках и вел в этом странном танце, больше похожем на обычные объятия.

Но разве я могла жаловаться? На то, что он танцевал со мной? На то, что он касался меня своими нежными руками? На то, что он просто был со мною рядом в такой важный день?

Определенно нет.

Поэтому я просто улыбалась и, закрыв глаза, слушала биение его сердца, счастливая от того, что мне позволено это делать.

========== 19. ==========

Я любила лето. Летом было тепло и солнечно, лето всегда приносило мне что-то хорошее, даже если это было простое спокойствие и отсутствие шокирующих новостей. Этого было достаточно, потому что я считала, что отсутствие плохих новостей — сама по себе хорошая новость, ведь что плохого в стабильности?

То лето отличалось от всех других хотя бы потому, что после выпускного нужно было двигаться дальше. Нам всем дали выбор. Так или иначе, но в списке все места, где мы могли продолжить обучение и тренировки, были связаны с военной деятельностью. Нас всех рассылали по разным городам, в каждом из которых свои двери для нас готова была открыть любая национально-политическая академия.

Я всего этого не хотела. Понимала, что выбора у меня нет, но не хотела, прекрасно помня свое отношение к убийствам. Я противилась этому всей душой, но не была готова поставить крест на всей своей жизни публичным высказыванием на эту тему. Ханс об этом знал, и мне было этого достаточно.