Хтонь в пальто

На медленном выдохе Вик принимает хтонический облик, обнажает зубы, сразу раскрывая карты: гляди, какое чудовище будет тебя жрать. И не удивляется, когда Арина, вместо того чтобы отшатнуться или вскрикнуть, лишь коротко вздрагивает. Совсем в ней страха не осталось.

— Интересно выглядишь.

— Я хтонь, мне положено интересно выглядеть. Кстати, я вроде бы не представлялся?.. Вик. Полностью — Виктор, но лучше так.

Стоит или не стоит? Оттолкнет или, напротив, расположит к себе, вызовет доверие?..

Вик на мгновение прижимает уши к голове и, все-таки решившись, негромко признается:

— Знаешь, я хтонь-полукровка. Полукровкам сложнее контактировать со своей хтонической стороной, нам даже нанимают специальных учителей; мой однажды мне руку отрезал… Ладно, это неважно. Важно вот что: хтони способны проводить чужие души через свою тень — это и называется пожиранием. Но я, как полукровка, все время боюсь, что моя человеческая часть заблудится в этом пространстве или что пространство, посчитав ее лишней, попросту оторвет от меня. Тогда обратно я вернусь жутким чудовищем, способным только жрать. — Он усмехается. — Звучит невесело, правда? Поможешь мне не стать таким, пока я помогаю тебе?

— К-как? — теряется Арина. Но в ней проклевывается робкий росток любопытства, и Вик выпрямляется.

— Я буду держать тебя за плечи, а ты вцепись покрепче в мою лапу. И не отпускай, хорошо? Что бы ни случилось. Что бы ты ни чувствовала.

— Хорошо, — еле слышно шепчет Арина, но лапу сжимает вполне уверенно. Молодец девочка.

«Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие?..»

Большими зубами Вик кусает за шею, задевая пушистую косу, и Арина, вздрогнув, проваливается в хтоническую тень — оставаясь сидеть на табуретке. Вик, не двигаясь, следует за ней: когда ты и путь, и проводник, надо уметь разрываться.

И улыбается: смесь ужаса и предвкушения — вот с чем ушла Арина. Красивая последняя эмоция, лучше не придумаешь.

Густая темнота хтонической тени полна острых, как терка, зубов — чтобы снимать лишнее. А то, что она пугает до желания вывернуться наизнанку, спрятаться в самом себе, — это проявление дурацкого страха смерти, который вшит во всех живых.

Тем людям, кого приводят в тень, проще: для них смерть уже случилась, больше бояться нечего. Чистокровным хтоням — наверное, тоже: где это видано, чтобы хтонь сама себя боялась? А полукровка Вик чувствует, как по спине его человеческой части катится ледяной пот. К этому невозможно привыкнуть, и он обречен бояться каждый раз, когда кого-то сжирает.

Но даже мысли не возникает отказаться — из-за такой-то глупости! Потому что человек, проходящий через тень и теряющий все ненужное, — это всегда безумно красиво.

Девочка Арина вздрагивает, когда сотня мелких зубов впивается в ее боль — пустившую корни, превратившуюся в жесткий панцирь, который здесь, в пространстве тени, прекрасно видно. Если бы этот панцирь действительно спасал, цены бы ему не было; но он отравляет ядом, который собирал в себя долгие-долгие годы — всю жизнь. «Глупая, никчемная девчонка, ты никому не нужна, зря ты пришла в этот мир, уходи, уходи!..»

«Терпи! — Вик сжимает плечи, не давая Арине отступить и сбежать. — Хотела же быть сожранной!»

Арина терпит — цепляясь за лапу и дрожа, словно в лихорадке. Рядом с ней, упрямой до скрипа зубов, Вику самому спокойнее и легче. Кажется, кое-что он все-таки теряет, но вовсе не человеческую часть — страх ее потери.

Наконец панцирь боли дает трещину, разваливается на тяжелые каменные куски — фраза «точно гора с плеч» отлично сюда подходит. Вслед за ним слетает шелуха волнения и прочих сиюминутных эмоций: о чем переживать здесь, в темноте и пустоте? Затем сползает то, что наслаивалось на человеческую суть долгие годы, с самого рождения: имя, возраст, успехи и провалы, восприятие себя как маленькой клеточки в организме общества. Остается ядро, сердцевина — единственное, что неспособна отменить даже смерть. И дрожь наконец отступает.

Вик обнажает в улыбке шакальи зубы: «Как тебе?» То, что называлось Ариной, сияет в ответ; и не нужно слов, Вик всем собой чувствует спокойствие, восторг и пьянящее чувство свободы.

Теперь главное — вывести обратно так, чтобы нужное приросло, а лишнее — не прилипло.

«Верь мне, — просит Вик. — Верь и следуй за мной». И сжимает руку — крепко-крепко.

Когда ты сам — порог, сам — дверь, сам — переступающий через себя, надо уметь… Да много чего надо уметь!

Осторожно, почти не дыша — и в то же время дыша всей своей тенью, — Вик выводит ту, что называлась Ариной… называется Ариной… потеряла отца… сбежала из дома… позвонила в агентство… — Вик выводит ее в человеческий мир. Соединяется в одну-единственную хтонь, принимает человеческий облик и легонько встряхивает Арину за плечи:

— Эй, просыпайся.

Интересно, проснется ли вместе с ней потенциал проводника? Когда обнажаешь самую суть, столько интересного может произойти!

— Значит, это и есть пожирание?

— Смерть, — кивает Вик, отпивая из кружки. — Перерождение. Трансформация. Знаешь Таро?

— Тринадцатый аркан, — вспоминает Арина. — Смерть, которая дверь.