Хтонь в пальто

— Ну да, — он ухмыляется. — Пасть у тебя о-го-го, а там что-нибудь придумаешь. Когда еще учиться быть жуткой, как не в Самайн?

Разве это хорошая идея — отправлять на пугание ее, зажатую девочку, у которой максимум умений — сидеть, слушать, подмечать сложную паутину чужих чувств и невзначай подталкивать к тому, чтобы эта паутина расплелась?..

Однако как научиться новому, не подталкивая себя вперед, не прыгая выше головы? Поэтому Тори воображает Славу, которая гладит ее по плечам хтонической лапой, — это с первого заказа отлично успокаивает — и выдыхает:

— Хорошо. Я поеду.

Вик показывает большой палец, а Санна улыбается:

— Вот и ладненько. Сейчас принесу распечатку; можешь не спешить, вечеринка у них в семь.

Вечеринка! Тори аж передергивает. Шум, мигающий свет, танцы и алкоголь — она до дрожи не любит такого веселья. Утешает, что ее задача — не веселиться, а прийти и напугать. Только и всего.

Воображаемая Слава обнимает: «Не трясись, ты обязательно справишься».

Конечно, она справится. Можно подумать, есть выбор.

Празднуют подростки не в клубе, а в чьей-то квартире, и это радует: значит, противной грохочущей музыки не будет. А не радует то, что подростки оказываются не такими уж подростками: все примерно возраста Тори, на вид им около двадцати. Выглядывают из-за спины девушки, открывшей дверь, сверлят недоверчивыми взглядами: это маленькое пухлое нечто в круглых очках и есть ужасная хтонь?

Если бы не рабочие обязанности, Тори бы развернулась и убежала: как пугать людей, когда сама их боишься? Но тогда напишут жалобу, придется платить штраф, Санна оторвет уши или вовсе уволит… И придется идти бухгалтером.

Наверное, родители были правы: работа в агентстве не для нее.

— Привет, — улыбается девушка. — Ты хтонь?

Тори кивает. На всякий случай представляется:

— Зовут Ви… то есть Тори.

— А меня — Яна. — Она зачесывает пальцами светлые волосы и отступает в прихожую. — Заходи.

Квартира выглядит обычной квартирой: небольшая прихожая, коридор, украшенный декоративной паутиной, несколько дверей с наклейками-пауками — ничего намекающего на шумную тусовку. И собравшиеся люди оказываются не высокомерными, как почудилось, а понимающими: в каждом из них блестит любопытство, но они уходят в дальнюю комнату, не задавая ни единого вопроса.

— Куртку можешь повесить на крючок, — указывает Яна. У нее длинные черные стрелки, бордовые тени и синие звездочки в уголках глаз; и Тори украдкой вздыхает: хотела бы она краситься так же ярко и смело.

Надо было изобразить на скорую руку какой-нибудь костюм: хеллоуинская вечеринка как-никак. Но, наверное, хтонь в костюме смотрелась бы глупо: зачем наряжаться в чудовище тому, кто чудовищем родился?

— Бери любые тапочки, и пойдем в комнату.

Стараясь не вцепляться в сумку, Тори идет за Яной — привычно воображая Славу. Рядом с ней ровнее дышится, уходит тревога, а значит, обязательно получится придумать, как бы поизящнее напугать.

В комнате нет ни шума, ни мигающего света, лишь полутьма и негромкая музыка. Некоторым песням Тори даже беззвучно подпевает — а боялась, что будет грохотать что-то неприятное, сразу захочется забиться в угол и заткнуть уши. Впрочем, в угол она и так забилась, чтобы лишний раз не отсвечивать; сидит в кресле, отпивает из стакана ледяной малиновый сидр и рассматривает собравшихся.

Двое в объемных одеждах и с красно-черными языками пламени на лицах секретничают в углу, отпивая из огромной кружки. Девушка в маске птицы что-то рассказывает парню с оленьими рогами и жестикулирует так широко, что чуть не задевает проходящих мимо людей. Компания в радужных париках разливает по стаканам домашний лимонад, чокается под какой-то громкий, но невнятный тост и, вместо того чтобы пить, смеется.

Ни капельки они не дикие, как пугали родители: придешь, мол, на вечеринку, а там будут спаивать, предлагать травку, лапать… А в итоге Яна уточнила, пила ли она алкоголь и хочет ли вообще попробовать, ни о какой травке и речи нет, и даже просто подходить не спешат, тем более касаться. Хотя кто-нибудь нет-нет да и поглядывает в ее сторону — наверное, потому что знает, что она — та самая хтонь, пришедшая создавать атмосферу ужаса.

«Та самая хтонь, которая сидит и боится, вместо того чтобы пугать», — ворчит про себя Тори, перехватывая бокал с сидром другой рукой: уж очень замерзли пальцы.

Был бы здесь Вик, он бы не растерялся, с порога напугал до трясущихся коленок. Ему и стараться не надо: сам по себе жуткий, взглянет краем глаза — и сердце убегает в пятки. А кого может напугать невысокая девочка в смешных круглых очках?

«Вик тоже не всегда был таким, — шепчет воображаемая Слава. — Кто рождается сразу способным пугать? Этому надо учиться, как и многим другим вещам».

«Но ведь существует склонность, предрасположенность! — спорит Тори. — А если я как хтонь совершенно не гожусь для пугания? Где я — и где страх? Да вон эти, — она оглядывается на разодетых, раскрашенных людей, — куда более страшные, чем я!»